Василий Молодяков - Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки

22 мая в Берлине министры подписали договор о дружбе («Стальной пакт»), предписывавший сторонам: «Согласовывать свои позиции по всем вопросам, касающимся их взаимных интересов или общего положения в Европе» (статья 1); в случае «угрозы извне» проводить «консультации о мерах, которые необходимо будет предпринять для соблюдения своих интересов» и оказывать «полную политическую и дипломатическую поддержку с целью устранения этой угрозы» (статья 2); поддерживать партнера «всеми своими военными силами на суше, на море и в воздухе» в случае «военного конфликта с другой державой или с другими державами» (статья 3); «углублять свое сотрудничество в военной области и в области военной экономики» (статья 4); «в случае совместного ведения войны заключить перемирие или мир лишь в полном согласии друг с другом» (статья 5); «сохранить отношения… с дружественным им державами… в будущем и совместно соответствующим образом учитывать интересы, связывающие их с этими державами» (статья 6). Договор заключался на десять лет и вступал в силу немедленно после подписания (12).

Теперь Муссолини занимало другое — как остаться в стороне от европейской войны. 30 мая он подготовил меморандум для Гитлера о том, что война неизбежна, но «Италия нуждается в подготовке., до конца 1942 г.» и «не желает преждевременно начинать войну европейского характера». Дуче назвал свою политику нон беллиджеранца, «неучастие в войне»; аналогичную формулу (мукайню) применило и японское правительство в сентябре 1939 г. Советские историки отмечали, что это «не имеет ничего общего с нейтралитетом», но то же самое можно сказать о политике США в отношении войны в Европе в 1939–1941 гг., когда они явно поддерживали одну сторону (13).

Получив меморандум, фюрер пришел в бешенство; бумага была погребена в архивах, а отношение немцев к союзникам стало подозрительным. Муссолини на самом деле боялся войны. 28 августа поверенный в делах Лев Гельфанд писал Молотову из Рима, может, несколько сгущая краски: «Экономическое положение становится, все более и более напряженным… Непопулярность войны растет с каждым днем. Ненависть к немцам охватывает самые разнообразные слои населения… В случае выступления на стороне Германии против Англии и Франции основной удар придется принять более слабому, менее защищенному стратегически, а географически более уязвимому итальянскому партнеру „оси“… В Риме потеряли веру в возможность дальнейших безболезненных захватов и потому предпочитают пока сохранить и закрепиться на достигнутом».

Дуче даже вызвался помочь Берлину в нормализации отношений с Москвой. Чиано «подчеркнуто напоминал об итальянских „заслугах“ в советско-германском сближении за истекшие три месяца… Сейчас, естественно, Чиано пытается перед нами нажить некоторый капитал, — сообщал Гельфанд 28 августа, — а перед представителями других стран похвастаться, что советско-германское соглашение является в основном продуктом итальянского творчества… Я не счел, естественно, нужным спорить с Чиано по этому поводу и объяснять действительные причины решающего поворота Гитлера. Изменение позиции Германии в советском вопросе, конечно, объяснялось не советами и рекомендациями Рима. В учете вообще второстепенной роли Италии (выделено мной. — В.М. ) нынешние заявления Чиано… являются для Рима некоторой компенсацией, отнимать которую вряд ли есть нужда» (14).

25 августа Гитлер сам объяснил дуче решение пойти на пакт с Москвой, как обычно извинившись, что не информировал его ранее: «Благодаря переговорам с Советской Россией в международных отношениях возникло совершенно новое положение, которое должно принести Оси величайший из возможных выигрышей… Гарантируется благожелательное отношение России на случай любого конфликта». Муссолини ответил, что полностью одобряет пакт, и добавил, что будет готов к войне «на земле, в море и в воздухе» в 1942 году (15).

5 сентября Гельфанд сообщал в Москву «доверительно» полученную от директора Политического департамента МИД Бути информацию: «Муссолини высказал Чиано мысль о необходимости как можно теснее связаться с СССР, углубить отношения, иметь постоянный контакт, желательно типа консультации, ибо, как он полагает, никогда в прошлом интересы обеих стран настолько не совпадали… Муссолини думает, что в свете развернувшихся событий ни Италия, ни СССР не захотят допустить перспективно опасное и переходящее за определенные рамки усиление Германии (снова амбивалентность! — В.М. )… Муссолини полагает, что перспектива нынешней войны рассматривается Москвой не только в общереволюционном плане, но и в плане чисто государственных советских интересов. Именно в последнем плане и в качестве решающей в конечном счете силы проявится роль СССР. Италии поэтому надлежит на Москву опираться и согласовывать свою политику» (16).