Василий Молодяков - Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки

Какой бы амбивалентной ни была внешняя политика Муссолини, внутренняя логика в ней присутствовала. Непредвзятый анализ показывает, что он не был ни самовлюбленным дилетантом, ни коварным агрессором, мечтавшим о «мировом господстве». Более всего дуче стремился укрепиться на Средиземном море, сделав его по-настоящему «нашим морем» (mare nostrum), для чего надо было считаться с Англией, Францией, Турцией и СССР. Кроме того, Италия традиционно придерживалась политики ориентации на сильнейшую державу Европы. «В любом случае его (Муссолини. — В.М .) внешняя политика будет чистым оппортунизмом, — писал 15 января 1923 г. в Лондон британский посол в Риме сэр Рональд Грэхэм, — и дружба Италии предлагается тому, кто даст больше. Мое впечатление таково, что за разумную цену он предпочтет работать с Великобританией. Если мы ничего не сможем ему дать, он повернет в сторону Франции. Потерпев неудачу с Францией, он обратится к России или к туркам. Это политика священного эгоизма, доведенная до крайней степени» (1). Наличие «ирреденты», или «неосвобожденных территорий» и нежелание ближайших соседей их «освобождать» делало проблематичными союзнические отношения с Францией и ее балканскими сателлитами, как ранее с Австро-Венгрией В глобальной перспективе оставались Англия и Германия между которыми и колебался дуче, мечтавший возродить величие Римской империи. «Нельзя отрицать, — замечал в 1928 г. Николай Устрялов, — что Италия всколыхнулась сверху донизу под натиском националистического порыва… Была нация второго, если не третьего, сорта — и вот почувствовала себя в первом ряду, потомственной и почетной великой державой… (Однако) в концерте великих держав Италия все же не способна на первые роли… Поэтому многое будет зависеть от искусства, от осторожности и дальновидности итальянской внешней политики. До сего времени Муссолини не переходил опасной черты и, не скупясь на „римские жесты“, на деле умел проявлять надлежащую гибкость» (2). Но так было не всегда.

Британский газетный магнат лорд Ротермир писал 4 мая 1937 г. в статье «Я желаю англо-германского пакта»: «На протяжении последних трех лет итальянское влияние доминировало среди государств — обломков Австро-Венгерской империи. Сейчас Италия уступает эту позицию Германии — в обмен на что? На германскую поддержку ее амбиций в Средиземноморье. Цель Италии — господствовать на этом море. С ее превосходной авиацией она может добиться этого. С помощью Германии она может удержать достигнутое». 28 сентября он опубликовал статью «Ось Лондон — Берлин — Рим? Почему бы и нет»: «Муссолини в гостях у Гитлера, и их встречи могут привести к обсуждению четырехстороннего пакта между Британией, Францией, Германией и Италией. Похоже, первыми шагами к этому станут попытки связать ось Рим — Берлин сначала с Лондоном, затем с Парижем и, наконец, с Варшавой. Таким образом нынешнее опасное разделение Европы на недоверяющие друг другу и хорошо вооруженные лагеря сменится прочным взаимопониманием… Продление оси Рим — Берлин до Лондона превратит связку между Италией и Германией из опасности в гарант мира в Европе… Единственной альтернативой близкому взаимопониманию является неизбежная война» (3).

Ротермир предлагал то, что должно было привести Гитлера и особенно Муссолини в восторг, а Сталина бросить в холодный пот. Но советы остались неуслышанными: в Лондоне не хотели мириться ни с Римом, ни с Берлином. В переговорах об «укреплении Антикоминтерновского пакта» инициатива принадлежала Германии, которой Япония помогала уговаривать колеблющуюся Италию. В итоге дуче примкнул к сильнейшему, но оттягивал заключение военно-политического пакта с конкретными взаимными обязательствами.

Визиты Муссолини в Германию в 1937 г. и Гитлера в Италию в 1938 г. демонстрировали единство товарищей по «оси». Однако личные отношения между диктаторами, как и между народами, которые они представляли, тоже были амбивалентными. Дино Альфиери, итальянский посол в Берлине в 1940–1943 гг., вспоминал: «Чувства Гитлера к Муссолини были одновременно уважительными и дружескими; он был признателен ему за помощь, поддержку и советы на протяжении самого тяжелого периода борьбы, завершившейся взятием власти… Тот, однако, не любил Гитлера. Уже со времени первой встречи в Венеции весной 1934 г. — встречи, давшей только негативные результаты, — он питал плохо скрываемое отвращение к будущему союзнику, ни в малейшей степени не располагавшему теми качествами, которые более всего восхищали дуче… Муссолини был вознагражден чувством собственного превосходства и даже испытывал некоторую жалость к Гитлеру… Психологически Муссолини оказался во власти борющихся чувств. С одной стороны, он инстинктивно хотел порвать с тяготившим его партнером; с другой, разум говорил, что у него нет иного выбора, кроме как смириться с ситуацией, делать вид, что все идет хорошо, и постараться извлечь из случившегося максимум выгоды» (4).