Алексей Величко - «13-й апостол» Византии и Крестовые походы

Воспользовавшись заминкой врага, византийцы и армяне дружно напали на турок и многих убили, отобрав добычу и освободив пленных христиан. Правда, буквально на следующий день турки смогли взять реванш. Но успех недолго сопутствовал им: когда сарацины оказались в пределах Тарона, на них напали воины из племени санасунов, по преданию, потомков легендарного Ассирийского царя Синнахериба (705—680 до Р.Х.), которых возглавил некий Торник Мамиконеан. Поражение турок было полным, лишь немногие из них вернулись в свой дом после этого сражения18.

А весной 1059 г. царь уже сам отправился на войну с печенегами во главе византийской армии. Кочевники в минувшие годы многократно нарушали мирные соглашения, разоряя приграничные земли Византийской империи. Узнав о продвижении сильного римского войска, печенеги бросили свои пастбища и попытались ретироваться. Лишь одно их племя во главе с ханом Сельте дало сражение византийцам, но потерпело сокрушительное поражение. Варвары срочно запросили мира, а попутно император принял заверения в дружбе от угров (венгров), явившихся к нему близ Триадицы (нынешней Софии). К сожалению, триумф был несколько омрачен неожиданными потерями – 24 сентября 1059 г. близ Ловеча византийская армия попала в страшную бурю, унесшую многие жизни. Впрочем, это не помешало Исааку Комнину торжественно вступить победителем на улицы Константинополя19.

Примечательно, но, находясь в походе, император эпизодически получал какието смутные сообщения из столицы о готовящемся заговоре против его власти, и после первой победы срочно повернул войска обратно, хотя, без сомнения, имел более широкие планы на эту кампанию. Однако заговорщики во главе с новым патриархом действовали очень скрытно, и по возвращении в Константинополь Комнину не удалось узнать истину. Но все чувствовали, что в воздухе носится чтото недоброе, трагичное20.

Первым признаком надвигавшейся беды стала крайне негативная оценка столичной знати результатов похода царя – как будто он потерпел поражение, а не одержал блистательную победу! «Народный глас» озвучил, как всегда, Михаил Пселл – человек без совести и чести. В своем послании императору, тут же почемуто ставшем общеизвестным, он писал: «Сколькими головами варваров ты уравновесишь гибель одного ромея (римлянина), пусть даже это копейщик, или пращник, или вестник, или трубач? Куда лучше было бы, если бы никто из наших не пал на поле брани, а варвары подчинились в результате мирных переговоров».

Разумеется, никак иначе, кроме сумасбродной, эту идею не назовешь. Но если бы Пселл был один – это было бы полбеды. Куда хуже, что он в действительности выражал мнение целой группы столичной аристократии и чиновничества. Сложился своеобразный исторический парадокс – объективно император действовал в интересах централизации Византийской державы и государственного аппарата, и этот же аппарат, который должен был быть заинтересован в такой политике, стал в ряды оппозиции василевсу21.

Исаак не знал, что в действительности дни его уже сочтены. В декабре 1059 г. император отправился на охоту, простудился и заболел. По возвращении царя в Константинополь в его покои прибыл Михаил Пселл. Сославшись на свои познания в медицине, он осмотрел императора и поставил «диагноз» – василевс смертельно болен. Находившийся здесь же другой лекарь удивленно возразил: «Это кратковременное недомогание, которое пройдет за 2—3 дня». Так на самом деле и было, хотя в течение нескольких дней Исааку I лучше не становилось – простудная горячка оказалась более опасной, хотя, конечно, не смертельной. Пришедший вторично во дворец Пселл с присущей ему хитростью и цинизмом опять подтвердил свой диагноз, после чего начался настоящий переполох22.

Срочно направили посыльных за императрицей Екатериной, дочерью Марией, братом Иоанном и его детьми. Полагая, со слов Пселла, будто жить Исааку оставалось считаные часы или даже минуты, они просили его распорядиться царским престолом. В это время в покои царя вошел патриарх Константин Лихуд. Он попросил выйти всех, кроме Пселла, чтобы исповедовать «умирающего», а попутно начал горячо уговаривать императора постричься перед смертью в монахи. Благочестивый царь, воспитанник Студийского монастыря, конечно, согласился. А затем между ними состоялся еще один разговор, последствия которого мы вскоре увидим.

Затем патриарх и Пселл вышли к родственникам и объявили волю императора. Для всех присутствующих она была совершенно неожиданной – Исаак I Комнин назначил императором не брата Иоанна, а совершенно постороннего ему, более того – тайного и опасного конкурента Константина Дуку. Все были ошеломлены, но противиться последней воле «умирающего» не осмелились.