Кроме того, годы латинского ига оставили глубокие раны на теле блистательной ранее Византии. «Великая глава, Константинополь, венчала ослабевшее, подвергающееся со всех сторон нападениям тело», – справедливо писал один автор. Венеция и Генуя полностью доминировали на море. Сербия и Болгария, разумеется, не осмелились бы в одиночку напасть на Византийское государство. Но могли поддержать удар в направлении Константинополя. Западные державы также не являлись друзьями Византийской империи. Поэтому, объединение их в одну группу неминуемо повлекло бы гибель Византии344.
Позиция Римской курии также резко изменилась: ранее папы были готовы пойти на большие уступки грекам, но теперь, с испугом и страхом взирая на восстанавливающуюся Византию, играли на угрозе объединения всего Запада в борьбе со «схизматиками». Понтификам было тяжело взирать на то, что византийцы, бывшие почти в их власти, ускользнулитаки из их рук. Верные своим вековым представлениям о главенстве Апостольской кафедры, они ни при каких обстоятельствах не соглашались мириться с фактом существования независимой Восточной церкви. Единственный на тот момент времени интегрирующий центр всей западной цивилизации, Рим, мог в одночасье решить судьбу Византийской империи – как в положительном смысле, так и в отрицательном.
Следует сказать, что никогда ни до, ни после Рим не достигал такого могущества, как в XIII веке. Достаточно напомнить, что IV Латеранский собор 1215 г. официально объявил Римскую церковь матерью всех Церквей и наставницей всех верующих, а ее епископа – стоящим выше патриархов Константинополя, Александрии, Антиохии и Иерусалима. А папа Климент IV (1265—1268), о котором речь пойдет ниже, высказал искреннее убеждение об абсолютном праве понтифика распоряжаться всеми Церквами, церковными должностями, положениями и бенефициями.
Теоретически еще сохранялся вопрос, кто главнее – папы или Вселенские Соборы, но на практике апостолик считался главой церковного управления, верховным законодателем и судьей Западной церкви. А потому самостоятельно определял те правила, которые затем послушно принимались на «Вселенских» Соборах. Глава Апостольского престола закрепил за собой также право облагать налогами все Церкви, подчиненные Риму. К нему теперь обращались не иначе как к «наместнику Христа на земле», «святейшеству», sanctitas или sanctissimus. Со времени папы Иннокентия III стали считать, что легендарный библейский царь Мелхиседек есть прообраз Римского епископа, сочетающего в себе функции Римского императора и священника345. Как известно, ранее образ Мелхиседека олицетворялся в сознании современников исключительно с Римским царем; более чем заметная разница.
Именно в этом столетии на Западе папам стали официально приписывать эксклюзивные права отпускать наиболее тяжкие грехи – святотатство, кровосмесительный брак, содомию, убийство духовных лиц и т.п. Только апостолик отныне мог канонизировать святых и признавать подлинными их мощи. Кроме того, понтифику принадлежало полномочие изъятий тех или иных имуществ из епископских юрисдикций. Исключительно он принимал решение о созыве «Вселенских» Соборов Западной церкви. Ни один архиерей отныне не мог оставить свою должность без согласия Рима или быть перемещенным с одной кафедры на другую. Каждый архипастырь вступал в свою должность не ранее, чем давал клятву верности Римскому епископу и получал от него палии. Поездки ad limina, которые епископы обязаны совершать в Рим после своей хиротонии, отныне становятся безусловным правилом. Как следствие, латинские архиереи начали именовать себя следующим образом: «Епископ по милости Божьей и святого Апостольского и Римского престола».
Наконец, столь знакомая нам «теория непогрешимости» Римского папы, когда он вещает ex cathedra, уже в середине XIII века получила публичное признание на нескольких западных «Вселенских» Соборах. Не возвысившись еще до степени верования de fide, она, по словам исследователей, становится верованием prope fidem. Даже могущественный Французский король Людовик IX Святой, относящийся к папе как к собственному епископу и чуткий к правам галликанского священства, составивший в 1269 г. «Прагматическую санкцию», регулирующую права Римского престола, вынужден был соотносить свою политику с требованиями и пожеланиями понтифика346.
Достаточно было папе, обладавшему таким могуществом, объявить новый Крестовый поход на Константинополь и дать свое духовное благословение, как западное воинство поднялось бы на Византию. И, наоборот – без согласия понтифика ни один христианский государь не осмелился бы в XIII веке начать войну на Востоке. Правда, эти легкие в теоретическом отношении конструкции в действительности осложнялись многими привходящими практическими обстоятельствами.
Читать дальше