Геннадий Пиков - Тени минувших веков. Очерки из цивилизационной истории восточноазиатского кочевого мира

Своеобразным недостатком современных исследований, вероятно, стоит считать то, что элита чаще всего рассматривается вне определенных исторических рамок, как своего рода универсальный общественный феномен. Да, элита была, есть и будет в истории человечества всегда, в то же время вряд ли спорным покажется утверждение, что она имеет свои исторические, этнические и социальные отличия, что при всей своей похожести европейская элита имеет и свои существенные отличия от азиатской. Элита в средние века не то же самое, что современная элита. Сложилась несколько парадоксальная ситуация, когда, не изучив досконально конкретно-исторические варианты, мы торопимся создать некую абстрактную модель элиты вообще. Не менее часто мы «читаем», скажем, ту же азиатскую элиту через европейскую и достаточно механически переносим «признаки» и «функции» европейской элиты на Восток. Не удивительно, что при этом у нас появляются «основания» говорить о некоей «недоразвитости» восточных «феодалов» или современной азиатской этнонациональной знати. Мы забываем, что «иное» не есть «меньшее» или «худшее». Если сказанное имеет отношение к оседлой восточной элите, то кочевников нередко вообще выводят за рамки соответствующего исследования. Между тем хочется сказать, и надеюсь, приводимый ниже материал засвидетельствует это, что именно у кочевников многие аспекты социальной структуры выражены гораздо рельефнее, четче, чем у оседлых. В частности, кочевая элита в своей жизнедеятельности меньше «отвлекается» на многие проблемы экономики или культуры, например, на философские, литературные или религиозные споры и часто старается лишь «сражаться» и «править», что позволяет, на мой взгляд, четче увидеть главное в ней и сущностное. Модель кочевой элиты, буде она воссоздана окончательно, может быть, станет выглядеть этаким пробирочно чистым вариантом.

Изучение данной проблематики имеет практическое значение не только в научном плане, поскольку отказ от односторонних оценок истории «древних» или так называемых тупиковых обществ, каковым считаются, прежде всего, кочевники, важно и в мировоззренческом смысле, ибо помогает выработке и развитию объективного и адекватного отношению к истории всего человечества, каким бы вариантом существования оно не было представлено.

Историография проблем, связанных с данной темой, невероятно обширна, нет даже физической возможности перечислить все опубликованные работы, ибо это историография, по сути, сразу нескольких направлений, а не тем, а именно элитологии, теоретического кочевниковедения и истории киданей. Работы элитологов и кочевниковедов, задействованы если не во всей полноте (речь идет в данном случае лишь о зарубежной элитологии), то в виде особо значимых трудов, имеющих важное методологическое значение. Так как акцент делается именно на методологии, то необходимость в них возникала при анализе конкретных проблем.

Парадоксально, но фактически почти нет историографии кочевой элиты, хотя сам этот термин постоянно мелькает в исследовательской литературе. Оценка вклада тех или иных исследователей в данную сферу, по сути, распылена у археологов и историков. Тема, безусловно, интересна в научном отношении и должна стать объектом будущего специального исследования, пока же, по мере необходимости, она отражена в основной части диссертации. Упреков в чей-либо адрес здесь быть не может, ибо тема еще только возникает.

Все же следует отметить следующее.

История киданьского этноса и его государственности, равно как и другие аспекты интересующей нас проблематики, отражены в достаточно большом количестве монографий и статей. Почти все из них, кроме, разумеется, археологической литературы, фактически не выходят за пределы информации, содержащейся в так называемых источниках, и сводятся в массе своей к общим очеркам той или иной степени широты и полноты истории киданей. Однако, эти публикации отражают важные и своеобразные особенности изучения кочевых обществ, обусловленные наличием множества мировоззренческих клише и штампов. Они интересны не столько с точки зрения накопления знаний и прояснения темных мест, сколько в концептуально-мировоззренческом отношении. Этот историографический массив требует отдельного рассмотрения, чему и посвящена особая глава исследования.

Историю собственно изучения киданей и, тем более, его элиты, еще никто детально и концептуально не анализировал. Разумеется, существует оценки вкладов тех или иных исследователей, в массе своей вполне справедливые, но увидеть в этом обилии публикаций особый историографический феномен еще никто не попытался. Думается, что главной причиной этого является представление о киданях, как об одном из «племен», «чистых кочевниках», «бандитах» и т. п. Только изменение мировоззренческого подхода может помочь увидеть не только своеобразие киданьской социокультурной модели, но и их истинный вклад в историю восточноазиатского метарегиона.