Сергей Кравченко - Золотая середина. Кривая империя – VI. 1761—1856

Укокошить Петра следовало безотлагательно. Если бы собирались разводить демократии, то тогда, пожалуй, его еще можно было подержать в Ропше, погонять по соловкам и пелымам, а там уж и заморозить. Но мы собрались возобновить Империю, а значит, приходилось Петра кончать среди первых имперских дел. На это ушла всего неделя. 6 июля Екатерина, «пребывая в совершенном отчаянии», обнародовала сообщение, что бывший император от усердного сидения на троне заболел тяжким геморроем. Так он трудился за нас с вами, что протер казенное место до крови. Екатерина конечно послала ему врачей иноземных, лекарств импортных, еды диетической, но ничего не помогло. Скончался Петр от задней болезни мгновенно, как от маузера.

Кино продолжалось в Сенате. 8 июля Никита Панин зачитал свое мнение, что, хотя и полагается Императрице проводить мужа в последний путь до Невского монастыря, но лучше не надо. «Великодушное ее в-ства и непамятозлобивое сердце наполнено надмерною о сем приключении горестию и крайним соболезнованием о столь скорой и нечаянной смерти бывшего императора…».

Екатерина для виду поломалась, но с третьего, коллективного захода Сената согласилась свое сентиментальное намерение отложить.

Как же в домашних условиях изготавливается летальный геморрой? Историк, нашедший в своих трудах немало места для описания болячек и досад всех, при дворе сущих, вдруг закруглился фразой о насильственной смерти царя. И все. Существует множество художественных версий убийства, но нам они не интересны. Понятно, что убивала Петра шайка Орловых, что прихватили они с собой семеновский либо преображенский спецназ, что закололи, зарезали, зарубили, а скорее – затоптали насмерть своего господина. Куражились над ним, конечно. Сыпали казарменные шуточки и садистские матюки.

Но соль не в этом. Главный смысл действа состоял в его неизбежности, преднамеренности, оговоренности и обоснованности. Обоснованность состояла в имперских намерениях Екатерины, в ледяной решимости овладеть страной, в жестокой и циничной расчистке поля деятельности, настройке государственной вертикали, в безоговорочном исполнении имперского правила о единственности и абсолютной несменяемости власти.

Честно об этом сказать не решились, поэтому с первого дня правления Екатерины сочинялись бесконечные манифесты о том, какой Петр мерзавец, как он у тела Елизаветы «радостными глазами на гроб ее взирал, отзываясь притом неблагодарными к телу ея словами».

Эти манифесты сыграли свою роль. Страна одобрительно восприняла исполнение приговора, а в памяти народной Петр III навсегда остался моральным уродом.

Императрица взяла с места в карьер. Снизила цены на соль, запретила строить корабли, вновь затеянные покойным мужем, приказала взыскать деньги «розданные из казны», велела «тщиться, чтоб в коллегиях и канцеляриях судейские места достойными наполняемы были», и… заскучала. То есть указы она продолжала подписывать, но все это было не то. И только через две недели суконной дури, покусилась германская дева на главное.

Указ от 18 июля 1762 года гласил: «Мы уже от давнего времени слышали довольно, а ныне и делом самым увидели, до какой степени в государстве нашем лихоимство возросло: ищет ли кто места – платит; защищается ли кто от клеветы – обороняется деньгами; клевещет ли на кого кто – все происки свои хитрые подкрепляет дарами…». Тут я ставлю многоточие, потому что дальше следуют обычные, известные нам всем примеры и технологии. Екатерина же возмущалась ими с непривычки, свалившись с европейской луны. Она смотрела на гнусь и грязь широко раскрытыми глазами первоклассницы и не понимала, как такое до сих пор не запрещено.

– Запрещено, матушка! Запрещено – да толку-то с того!

Чуть и вовсе не доконало чувствительную фрау донесение о том, что сам радостный и святой процесс народной присяги новой государыне был испоганен и проворован. Новгородской губернской канцелярии регистратор Яша Ренбер принимая присягу у посадской бедноты, с каждого присягающего брал «за это» мелкую денежку. Яшу устроили в Сибирь «на вечное житье». Эта формулировка оказалась роковой, – Яша жив поныне и будет жить вечно…

На 1 сентября назначили коронационный выезд в Москву. Спешно изготовили алмазную корону, – не носить же стильной даме мужицкую Шапку. Запасы лести, подготовленные на такой случай были слишком велики, и пришлось московской братии начать излияние еще по дороге. С 9 по 13 сентября, от села Разумовского синодские архиереи возносили грядущую начальницу до небес: «Будут чудо сие восклицать проповедники…» и так далее и тому подобное, на многих десятках страниц. Соответственно и медаль огромную отчеканили. На ее лицевой стороне как раз уместился «бюст» царицы, а на задней – целая толпа «представителей Российского отечества», курящих фимиамы, возлагающих жертвы на алтарь и проч. Обрамлялось все это великолепное безобразие гвардейскими надписями: «За спасение веры и отечества» и «Коронована в Москве, сентября 22 дня 1762 года». Забыли только «За освобождение Германии» написать.