Леонид Ивашов - Россия или Московия? Геополитическое измерение истории России

Оценивая успехи и промахи политики России в центре Азии, располагая «тамерлановым мозгом» если и не всегда организационно, то всегда – методологически, не дублируя своих коллег и не вдаваясь в подробности, как и когда Россия успела утратить многие из исторически приобретенных навыков стратегической мудрости, он тем не менее указывает на типологию ошибок и недостатков отечественной геополитики, пути и способы их скорейшего преодоления. Он напоминает, что в Средней Азии вследствие недолжного уровня подготовленности, бюрократизма и утраты исторической инициативы Россия оказалась к началу ХХ века в далеко не выгодной позиции: ее границы на Амударье как бы повисли в воздухе без должной опоры (рубеж, навязанный англичанами, никогда естественно-историческим не был, он рассекает Западный Туркестан наподобие индо-афганской линии Дюранда). Граница русского Памира прошла всего в переходе от Индии, – но и она весьма уязвима. Наконец, согласие Петербурга на так называемый нейтралитет Афганистана под полным контролем Англии и с изоляцией его от России А. Е. Снесарев считает непростительным и недопустимым [91] Снесарев А. Е. Индия как главный фактор в среднеазиатском вопросе. СПб., 1906. С. 22–23. , чреватым немалыми для России осложнениями и угрозами.

Подводя итог, необходимо отметить следующее. Продвижение России сперва в Сибирь, а затем в центр Азии носит естественно-исторический характер и происходит от изначального (еще домонгольского) симбиоза Руси с кочевниками Дикого поля. Корни и закономерности многовекового формирования континентальной Российской империи вполне прослеживаются, во-первых, в процессе собирания Руси вокруг Москвы и борьбы с ордынским игом; во-вторых, в процессе поглощения реликтов Золотой Орды посредством института «касимовского» двоецарствия; в-третьих, в процессе собирания Сердца Земли по следам Тамерлана (зачастую, однако, не «тамерлановым мозгом», а будто его же «хромою стопой»).

Нейтрализуя остатки Золотой Орды и постепенно подчиняя своему влиянию (затем контролю) Казахстан и Среднюю Азию, Россия выступила физическим и духовным преемником не этой Орды, а – уровнем выше – Белой Орды Джучидов. Именно по данной причине с начала XVI века русский царь на Востоке именовался Белым царем (а в XIX веке его генералы – Белыми генералами, скорее всего по той же причине). Присоединение Казахстана и Средней Азии к России явилось так или иначе источником порядка и справедливости, идеал которых связан в регионе с памятью о «просвещенном деспотизме» Тимура и Тимуридов. Впервые за многие столетия было покончено с массовым разбоем, работорговлей, разгулом крупных и мелких тиранов (с борьбы с ними начал свой путь Тимур). Высшее оправдание империи – в защите слабых от произвола сильнейших.

Итак, окончательным присоединением Казахстана и Средней Азии к Российской империи в течение 60–80-х гг. позапрошлого века завершились более чем три столетия хаоса в регионе – Сердце Земли. Исход процесса можно признать взаимовыгодным для России и народов региона. Россия, распространившись в XVII веке до Тихого океана, не могла считать себя стабильной и безопасной в своем центре (как в старом Волго-Окском, так и в новом Урало-Сибирском), последствия монголо-татарского ига не могли считаться вполне преодоленными, а его рецидивы – исключенными. Народы же региона обрели максимум спокойствия и безопасности при сохранении своих традиций и уклада жизни (с устранением таких «традиций», как работорговля, баранта, кровная месть, сверхдеспотизм элит). Безопасность распространялась на всех. Если при Александре I было опасно выехать за черту Самары или Саратова, то в конце века будущая жена А. Е. Снесарева могла совершенно спокойно доехать в почтовом экипаже от родительского дома в Оше до гимназии в Оренбурге.

Государства Средней Азии в целом сохранились, и весь бассейн Амударьи остался в их составе (упразднен был поздно возникший и целиком обанкротившийся Коканд). В целом народы региона ощутили возможность более энергичного развития вне зон жесткой колониальной модернизации западного типа. К началу ХХ века Российская империя обрела новое двуединство: славяно-тюркское и православно-исламское; она в почти равной мере стала Русью и Туркестаном; в Петербурге Исаакиевский собор и мечеть сопоставимы не только своими размерами, но и своим значением .

Несмотря на все имевшие место сложности и противоречия, полузабытое, недооцененное и недоиспользованное «касимовское» начало самим ходом истории, ее естественной логикой было поставлено во главу угла строительства Российской империи. Допетровское «двоецарствие» преобразовалось в культурную и даже политическую автономию народов и государств Туркестана в составе империи. В этой связи эти народы в целом спокойно и с пониманием собственной выгоды относились к пребыванию российского генерал-губернатора в Ташкенте – ключевом политическом и экономическом пункте края, а также российской администрации в Самарканде – столице государства Тимура и священном городе мусульман Средней Азии. Власть Российской империи в Казахстане и Средней Азии была в достаточной мере исторически обусловлена и в не меньшей степени субъективно легитимирована в глазах новых подданных Белого царя – правопреемника Чингисидов, Тимуридов и Шейбанидов.