Анатолий Уткин: Русские войны XX века

К этим проблемам добавлялся низкий профессиональный уровень офицерства. Англичанин Стори не без основания пишет: «Когда война началась, Верховное командование находилось в руках уходящего в прошлое поколения. Многие из них были абсолютно невежественны в отношении использования таких инструментов ведения современной войны, как беспроволочный телеграф, гелиография, подача световых сигналов. Я знал генералов, которые отказывались создавать гелиографический аппарат, называя его просто игрушкой».

Интеллектуальной элитой русской армии считались офицеры Генерального штаба, но многие проблемы Востока им были не понятны, многие их суждения не отличались глубиной. Так одно из их базовых умозаключений сводилось к тому, что один русский солдат по боевым качествам «равен» трем японским. В Генеральном штабе никто не говорил по-японски. Да и во всей русской армии в 1904 г. было всего одиннадцать переводчиков с японского; только двое могли читать по-японски.

Впрочем, у русских был один сильный союзник – время. Оно работало на российскую сторону. В Токио полагали, что со временем русские усилят 8 восточносибирских бригад и превратят их в 8 полнокровных дивизий, каждая из которых будет состоять из 12 батальонов. Глядя из исторического далека, следует сказать, что в этих калькуляциях японцы были правы; примерно такими и были планы высшего военного командования России.

Именно поэтому японская разведка чрезвычайно точно фиксировала создание каждого нового русского батальона, воспринимая это военное усиление России на востоке буквально как прямую угрозу существованию Японии. В те самые дни и месяцы, когда Петербург легкомысленно интересовался парижскими новинками, выехавшими на дороги автомобилями, сообщениями о первых летательных аппаратах, Япония уже не могла думать ни о чем другом, кроме как о страшной, смертельной угрозе с севера и противостоянии этой угрозе. Военный дух овладевал страной, все выше поднималась волна антироссийской истерии. Внутренний климат в Японии формировался милитаризмом, базировавшимся на той идее, что с севера над Японским архипелагом нарастает неумолимая гроза. В средствах массовой информации (в таких популярных газетах, как, скажем, «Асахи») ведущие интеллектуалы своим авторитетом поддерживали партию войны.

Во главе организации, следящей и оценивающей военный, экономический, духовный потенциал Российской империи, стоял тридцатишестилетний военный атташе в Петербурге полковник Акаси Мотохиро. Он имел разветвленную разведывательную сеть, внимательно следящую за всеми основными аспектами жизнедеятельности российской государственной машины и российского общества. Особенно внимательно японская разведка присматривалась к региону восточнее озера Байкал. Японские карты этих мест просто превосходны. Можно смело признать, что к началу войны японцы знали о России гораздо больше, чем русские об экзотической для них Японии.

В фокусе внимания японской разведки были военные усилия России. К примеру, в Токио незамедлительно узнали о перемещениях русских войск на Дальний Восток. Люди Акаси Мотохиро (даже к своему удивлению) сумели проникнуть в российское военное министерство. Однажды, когда полковник Акаси беседовал со своим агентом – офицером русского Генерального штаба (они рассматривали карту Сибири), – к Акаси неожиданно явился русский генерал и атташе пришлось запихивать офицера вместе с картой в туалет. Но генерал оказался невнимательным и вскоре покинул дипломата-разведчика. Предатель же без особого смущения вышел из туалета и продолжил передачу своей бесценной информации.

К середине января 1904 г. японские агенты (среди них было немало женщин) разместились в ключевых местах Маньчжурии. Японская разведка в начале 1904 г. донесла о военных приготовлениях русских близ реки Ялу и в европейской части России. Русские войска в Сибири были мобилизованы, 10-й и 17-й армейские корпуса (включающие 4 пехотных дивизии и 4 артиллерийские бригады) были подняты по тревоге и направились на Дальний Восток. И в Западной Сибири воинские подразделения начали смещение к востоку.

На балу в Зимнем дворце японский посол Курино встретил бывшего министра финансов Витте и попросил его о помощи в дипломатическом разрешении потенциального конфликта. «Япония на краю своего терпения, и если ответа не поступит и сейчас, то разразятся враждебные действия». Витте передал слова Курино Ламздорфу, но ответ министра вселил мало надежд: «Я ничего не могу поделать. Я фактически не принимаю участия в переговорах».