Стоявшие на воротах люди были прежде дворовыми Гарольда, сына Годвина, изгнанника.
- Отоприте ворота, добрые люди, отоприте скорее! -. крикнул им Эдуард по-саксонски, причем в произношении его слышалось, что этот язык не привычен ему.
Никто не двинулся с места.
- Не следует топтать хлеб, посеянный нами для нашего графа Гарольда, проворчал сеорль сердито, между тем как поденщики одобрительно рассмеялись.
Эдуард с несвойственным ему гневом привскочил на седле и поднял с угрозой руку на упрямого сеорля; вместе с тем подскакала его свита и обнажила торопливо мечи. Король выразительным жестом пригласил своих рыцарей успокоиться и ответил саксонцу:
- Наглец!.. Я бы наказал тебя, если бы мог! - В этом восклицании было много и смешного, и трогательного. Норманны отвернулись, чтобы скрыть улыбку, а саксонец оторопел. Он теперь узнал великого короля, который был не в состоянии причинить кому-либо зло, как бы ни вызывали его гнев.
Сеорль соскочил проворно с ворот и отпер их, почтительно преклонившись пред своим монархом.
- Поезжай вперед, Вильгельм, мой брат, - сказал Эдуард спокойно, обратившись к герцогу.
Глаза сеорля засверкали, когда он услышал имя герцога норманнского. Пропустив вперед всех своих спутников, король обратился снова к саксонцу.
- Отважный молодец, - сказал он. - Ты говорил о графе Гарольде и его полях; разве тебе не известно, что он лишился всех своих владений и изгнан из Англии?
- С вашего позволения, великий государь, эти поля принадлежат теперь Клапе, шестисотенному.
- Как так? - спросил торопливо Эдуард. - Мы, кажется, не отдавали поместья Гарольда ни саксонцам, ни Клапе, а разделили их между благородными норманнскими рыцарями.
- Эти прекрасные поля, лежащие за ними луга и фруктовые сады были переданы Фульке, а он продал их Клапе, бывшему управляющему Гарольда. Так как у Клапы не хватило денег, то мы дополнили необходимую сумму своими грошами, которые нам удалось скопить, благодаря нашему благородному графу. Сегодня только мы запивали магарыч... Вот мы, с Божьей помощью, и будем заботиться о благосостоянии этого поместья, чтобы снова передать его Гарольду, когда он вернется... что неминуемо.
Несмотря на то что Эдуард был замечательно прост, он все-таки обладал некоторой долей проницательности, и потому понял, как сильна была привязанность этих грубых людей к Гарольду Он слегка изменился в лице и глубоко задумался.
- Хорошо, мой милый! - проговорил он ласково, после минутной паузы. Поверь, что я не сержусь на тебя за то, что ты любишь так своего тана; но есть люди, которым это может и не понравиться, поэтому я предупреждаю тебя по-дружески, что уши твои и нос не всегда будут в безопасности, если ты будешь со всеми так же откровенен, как был со мною.
- Меч против меча, удар против удара! - произнес с проклятием саксонец, схватившись за рукоять ножа. - Дорого поплатится тот, кто прикоснется к Сексвольфу, сыну Эльфгельма!
- Молчи, молчи, безумный! - воскликнул повелительно и гневно король и отправился далее, вслед за норманнами, успевшими уже выбраться в поле, покрытое густой, колосистой рожью, и наблюдавшими с видимым удовольствием за движениям соколов.
- Предлагаю пари, государь! - воскликнул прелат, в котором не трудно было узнать надменного и храброго байеского епископа Одо, брата герцога Вильгельма. - Ставлю своего бегуна против твоего коня, если сокол герцога не одержит верх над бекасом.
- Святой отец, - возразил Эдуард недовольным током, - подобное пари противно церковным уставам, и монахам запрещено заниматься им... Поди ты, это нехорошо!
Епископ, не терпевший противоречия даже от своего надменного брата, нахмурился и готовился дать резкий ответ, но Вильгельм, постоянно старавшийся избавить короля от малейшей неприятности, заметил намерение Одо и поспешил предупредить ссору.
- Ты порицаешь нас справедливо, король, - сказал он торопливо, наклонность к легкомысленным и пустым удовольствиям - один из капитальных недостатков норманнов... Но полюбуйся лучше своим прекрасным соколом! Полет его величествен... смотри, как он кружится над несчастным бекасом... он его настигает!.. Как он смел и прекрасен!
- А все же клюв бекаса пронзит сердце отважной, величавой птицы! заметил насмешливо епископ.
Почти в ту же минуту бекас и сокол опустились на землю. Маленький сокол герцога последовал за ним и стал быстро кружиться над обеими птицами.
Обе были мертвы.
- Принимаю это за предзнаменование, - пробормотал герцог по-латыни. Пусть туземцы взаимно уничтожают друг друга!
Читать дальше