Екатерина Болтунова - Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в

К моменту смерти Александра I особое положение Царства Польского определялось также присутствием в Варшаве великого князя Константина Павловича, постоянно жившего в столице Царства с середины 1810‐х гг. Его отречение от престола, подписанное в 1822 г., не было опубликовано, и в глазах общества цесаревич был наследником престола. Формально Константин командовал польской армией, однако в действительности он был облечен в Польше самой широкой властью, распространявшейся не только на Царство, но вообще на польские земли Российской империи – Гродненскую, Виленскую, Минскую, Волынскую, Подольскую губернии и Белостокскую область [21] Дивов П. Г. Из дневника П. Г. Дивова (1831 г.) // Русская старина. 1899. № 12. С. 526; Каштанова О. С. Великий князь Константин Павлович (1779–1831 гг.) в политической жизни и общественном мнении России: Диссертация. М., 2000. С. 118. . Непопулярный в Польше, но находившийся под сильным влиянием жены – польской аристократки и католички княгини Лович, великий князь Константин видел себя человеком, выступающим от лица поляков и призванным защищать интересы Польши перед Петербургом.

Александровское установление относительно коронования в Польше стало для Николая I настоящей дилеммой. Император был человеком консервативных взглядов и не поддерживал решение брата и предшественника на престоле даровать Польше особые права. Казалось бы, ожидаемой линией поведения в этой связи должен был стать отказ от предписанного императором Александром установления. Николай I, однако, избрал совершенно иную модель поведения: после долгих сомнений он принял решение о проведении коронации. При этом монарх действовал вопреки собственным эмоциональным реакциям, главной из которых в связи с проведением церемонии он называл «отвращение» [22] Переписка императора Николая Павловича с великим князем цесаревичем Константином Павловичем. Т. 1 (1825–1829) // Сборник РИО. СПб., 1910. Т. 131. С. 325. . Иными словами, император отделил собственные личностные оценки от того, что, как он полагал, было правильной политической стратегией.

Вопрос о том, что заставило Николая поступить подобным образом, – ключевой. Конечно, можно рассуждать о доктринерском характере монарха [23] Ф. Ф. Вигель оставил точное определение этой стороны характера Николая: «Он… был весь преданный чувству долга своего; в исполнении его он был слишком строг к себе и к другим» ( Вигель Ф. Ф. Записки. М.: Книжный Клуб Книговек, 2019. С. 519). Примечателен разговор Николая I с Бенкендорфом, во время которого император заявил: «Никогда… никогда не уклонюсь я от принципов: с принципами нельзя вступать в сделку, я же не вступлю в сделку с моей честью» ( Шильдер Н. К. Император Николай I. Его жизнь и царствование. Т. 2. С. 291). . Формируя собственное «я», император действительно использовал образ рыцаря и был склонен вести себя в рамках заданных норм. Показательно в этом отношении его поведение в период «междуцарствия». Николай I присягнул великому князю Константину, зная о существовании акта об отречении [24] В литературе приводится множество доводов, которые подтверждают, что в Николае Павловиче видели наследника (система воспитания, характер поездок за границу и по России, матримониальные планы в его отношении). Существует также множество указаний на то, что будущий император знал о существовании акта отречения Константина Павловича ( Полиевктов М. А. Николай I: Биография и обзор царствования. М.: Изд-во М. и С. Сабашниковых, 1918. С. 41–44). , то есть действовал именно в соответствии с формальными установками. В момент разворачивания событий сам император осмыслял свои действия исключительно в категориях долга. 14 декабря 1825 г. в письме к сестре, великой княгине Марии Павловне, он именовал себя «жертвой воли Божией и двух своих братьев», восклицая: «Наш ангел (император Александр I. – Прим. авт .) должен быть доволен – воля его исполнена, как ни тяжела, как ни ужасна она для меня» [25] Николай I: pro et contra. Антология / Сост. Т. В. Андреева, Л. В. Выскочков. СПб.: НОКО, 2011. С. 71. . По точному замечанию историка М. А. Полиевктова, Николай счел возможным «не считаться» с документами, которые указывали на него как на наследника престола Российской империи [26] Полиевктов М. А. Николай I: Биография и обзор царствования. С. 44. . Николай следовал букве закона до буквоедства. Интересно, что в период «междуцарствия» в нелогичном поведении Николая упрекали и императрица-мать [27] Николай I. Заметки на полях рукописи М. А. Корфа // Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи. М.; Л., 1926. С. 39. О реакции императрицы Марии Федоровны и великого князя Михаила Павловича на принесение Николаем присяги Константину Павловичу см.: Мироненко С. В. Николай I // Российские самодержцы (1801–1917 гг.). М.: Международные отношения, 1994. С. 109, 111. , и великий князь Михаил Павлович. Последний заявил Николаю: «Зачем ты все это делал, когда тебе известны были акты покойного государя и отречение цесаревича? Что теперь будет при повторной присяге в отмену прежней и как Бог поможет все это кончить?.. Как тут растолковать каждому в народе и в войске эти домашние сделки и почему сделалось так, а не иначе» [28] Михаил Павлович , великий князь. Воспоминания великого князя Михаила Павловича о событиях 14 декабря 1825 года, записанные бароном М. А. Корфом // Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи. М.; Л., 1926. С. 55. . Однако даже много лет спустя император был уверен, что альтернативы его решению не было [29] Николай I. Заметки на полях рукописи М. А. Корфа. С. 39. .