Несмотря на превосходное образование, знание нескольких иностранных языков, блестящие способности в математике, истории, литературе, географии, бойкий и открытый нрав, Павел никогда не пользовался любовью матери. А после знакомства и сближения цесаревича с Фридрихом Прусским, которого Екатерина почитала за «ирода», это равнодушие переросло в отчуждение, иногда граничащее с неприличием. Различия в политических взглядах сына и матери привели к тому, что императрица, а с ней и весь дипломатический корпус стали считать цесаревича весьма недалеким в делах большой политики.
– Этот олух царя небесного не способен усвоить ни одной возвышенной мысли, – говорила она, не стесняясь в выражениях.
О политике она предпочитала говорить с внуком Александром. А Павел узнавал о новостях вместе с остальными.
Ходили упорные слухи, что вскоре будет подписан манифест об ограничении самодержавия, против чего, несомненно, Павел должен был бы возражать, верный своей увлекающейся и нетерпеливой натуре, и потому Екатерина хочет отстранить сына от престола в пользу Александра.
Из офицерской комнаты, дежуря в Гатчинском замке, Саблуков нередко слышал вздохи набожного цесаревича, стоявшего на молитве часами и обливавшегося покаянными слезами. Паркет в месте его молитв был протерт великокняжескими коленями до дыр.
Все изменилось 6 ноября 1796 года, когда на «ночной вазе» Екатерину застал апоплексический удар.
Саблуков узнал о смерти императрицы за игрой в лото с дочерью Кириллы Разумовского, Натальей Загряжской, и поспешил домой.
На улицах уже начиналась суета: все куда-то спешили, рыдая, обнимали друг друга, лошади беспокойно ржали, чувствуя окружающую нервозность. Дома отца Николай уже не застал: тот уехал в Сенат. Все ждали манифеста.
Цесаревич приехал из Гатчины около полуночи и первым делом вместе с Безбородко заперся в кабинете Екатерины. В течение ночи был составлен манифест о вступлении на престол императора Павла I, который огласили в Сенате. Народ присягнул на верность новому монарху.
……………………………………………………………………
Гатчина была великолепной деревенской резиденцией. Скромное здание из тесаного камня, менявшего цвет при смене погоды, представляло собой образец прекрасного готического замка. Обширный парк со множеством старинных деревьев, прозрачные ручьи и пруды, в которых даже на глубине нескольких футов можно сосчитать камешки и разглядеть замешкавшуюся форель. От этого места веяло духом рыцарства, и Павел, склонный к романтизму, обожал его, со всеми его причудливыми тайнами, мрачными подземными ходами, аскетичной строгостью и легким налетом средневековья.
Здесь было удобно проводить и военные маневры, и праздненства, и театральные представления, но «малый двор», постоянно нуждавшийся в деньгах, никогда не мог себе этого позволить.
И все же Павел, ожидая здесь престола, не тратил время зря. Никогда не одобрявший излишней и ненужной роскоши, всегда в душе не согласный с политикой матери, он стремился всем сердцем улучшить жизнь страны, решить проблемы экономики, армии, государственного управления. И, получив престол, он немедленно принялся воплощать в жизнь все реформы, задуманные им за долгие годы гатчинского уединения.
……………………………………………………………………
Перемены начались уже на следующий день.
Утром гвардии было приказано явиться на парад перед Зимним дворцом. Выпавший за ночь глубокий снег таял в утренней оттепели. Офицеры, не привыкшие увязать в снежной жиже под мелким моросящим дождем и мочить дорогой плюмаж и расшитые золотом мундиры, топали три мили от самых казарм до дворца и понимали, что это не есть хорошее предзнаменование для нового царствования. На Дворцовой площади войскам были объявлены новые правила службы: «ни один офицер ни под каким предлогом не имеет права появляться куда бы то ни было иначе, как в мундире; офицерам запрещено ездить в закрытых экипажах, а только верхом или в санях, или в дрожках» и так далее.
При Екатерине-матушке офицер гвардии должен был иметь шесть или четверик лошадей, новомодную карету, много мундиров (каждый стоимостью не менее 120 рублей – огромные деньги!), несколько модных фраков, жилетов, множество шелковых чулок, башмаков, шляп, много слуг, егеря или гусара, «облитого» золотом или серебром. Из-за этих велений государыни гвардия всегда была по уши в долгах.
Вводимый Павлом мундир стоил не более 22 рублей. Шубы и муфты носить запретили вообще (представьте-ка себе офицера в муфте!). Под камзолы предложено было надевать фуфайки, камзолы подбивать мехом и крыть стамедом. Мундиры были широкие и застегивались сверху по пояс. Ими возмущалось все разбалованное офицерство. Но когда Александр Павлович реформировал обруганный павловский мундир, эти же самые «возмущенные» не знали, как и «похвалить» обрезанные по пояс полы и воротники, задевающие за уши.
Читать дальше