Николай Черкашин - Белая карта

Более половины российской нефти и нефтепродуктов отправляется зарубежным потребителям по морю, а до 80 процентов отечественного танкерного флота сконцентрировано в черноморско-азовском бассейне, столицей которого стал Новороссийск. Однако возраст наших морских нефтевозов приближается к критической отметке - 15 лет. Турция немедленно обратила эту российскую проблему себе во благо: объявив танкеры под бело-сине-красными флагами экологически опасными, Анкара стала всячески препятствовать проходу их через Босфор и Дарданеллы. Не спасает положения и уход российского нефтеэкспорта под иностранные флаги - либерийский, румынский, кипрский, мальтийский… Тогда российские нефтяные компании стали сами строить новые танкеры, безупречные по всем требованиям Морского Регистра. Первенец сошел со стапелей николаевской судоверфи в 1996 году. Тем не менее турок мало волнует герметичность танков российских нефтевозов, их больше заботит количество этих судов, идущих через проливную зону в Средиземное море. По сути дела Босфор и Дарданеллы стали природным нефтепроводом, эдакой морской “трубой”, на распределительном кране которой лежит турецкая рука.

Сегодня черноморские проливы включены в «зону жизненных интересов США» и этим все сказано.

Балтика в эту зиму долго не замерзала. Море стало лишь к середине декабря. Зато уж сковало так, что ледяной панцирь затянул не только Ботнику; Финский и Рижский заливы, но дошел и до Мемеля, Кенигсберга, лег по всему Померанскому побережью.

Зима повязала враждующие флоты ледяными путами, будто давала остыть бойцам-кораблям, воспаленным мозгам их командиров.

Война застыла до весны. Разве что рогатые шары мин тихо покачивались под ледяной кровлей да самолеты с голубым косокрестием Андреевского флага на перепончатых хвостах кружили над Ирбенами. Ледовая разведка доносила: льды, льды, льды. Бело как в Арктике.

Еще германские цеппелины. Словно огромные лодки, медленно подплывали к ночным портовым городам и сбрасывали под лай противоаэропланных пушек бомбы. Но наплывы эти успеха не имели.

СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ. По заснеженному льду скользили бурые тени жидковатых корабельных дымов. Свеаборский рейд походил на деревню в чистом поле, где хозяева изб разом затопили печи.

Кочегарки работали в полсилы, валя пар на турбины динамо-машин.

Линкоры и крейсера, окрашенные в белый цвет, спускали трапы прямо на лед, и к ним подваливали уже на катере и баркасы, а конные сани, а то и авто, если шоферы-лихачи за «беленькую» съезжали на лед и, рискуя увязнуть в снегу, катили по наезженной полозьями колес к высокому стальному борту «Павла» ли, «Андрея» или «Петропавловска». То для пущего куражу и шику подкатывали к своим кораблям лейтенанты и кавторанги, засидевшись в «Фении» до последнего отпускного часа.

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА. «С января нового года начался зимний период, - писал в каюте вмерзшего «Новика» старший офицер Граф, - с его обычной жизнью: отпусками, ремонтами, занятиями, комиссиями и тому подобными зимними развлечениями. В этом году все как-то старались бесшабашно веселиться. В последние месяцы это стало носить даже какой-то дикий отпечаток, будто людям нечего терять впереди и они, махнув на все рукой, торопились забыться…»

Сторонний глаз нашел бы мало что нового в жизни Главной базы. Служба правилась по-зимнему: запирались штурманские рубки, выключались матки гирокомпасов, плотники сколачивали над палубными люками будки-тамбуры, чтобы метели не заносили внутренние трапы, связисты тянули телефонные провода с линкора на линкор и на причалы…

Корабли срастались с берегом, точно форты одной крепости. Флот начинал жить страстями суши. Вместе с морозами на корабли приходила политика…

РУКОЮ АННЫ. «В начале февраля 1917 года мой муж, С. Н. Тимирев, получил отпуск, и мы собирались поехать в Петроград - то есть мой муж, я и мой сын с няней. Но в поезд сесть нам не удалось - с фронта лавиной шли дезертиры, вагоны забиты, солдаты на крыше. Мы вернулись домой и пошли к вдове адмирала Трухачева, жившей в том же доме, этажом ниже. У нее сидел командующий Балтийским флотом адмирал Адриан Иванович Непенин. Мы были с ним довольно хорошо знакомы. Видя мое огорчение, он сказал: «В чем дело? Завтра в Гельсингфорс идет ледокол «Ермак», через четыре часа будете там, а оттуда до Петрограда поездом просто».