Николай Полевой: История русского народа

Здесь он не видел уже безопасности, спешил отправлять лучшее имение жителей в Гаспаль. Его опасения оправдались. Шестьдесят тысяч войска, сто пушек, главные воеводы русские шли к Феллину по приказанию Иоанна. Отряд из 12 000 человек пересек сообщение Феллина с Гаспалем. Отчаянное нападение ланд-маршала Беля не смешало князя Барбашина, начальствовавшего сим отрядом: с тысячью воинов Бель ударил на русских неожиданно, и попался в плен, вместе с 11 чиновниками и 120 рыцарями. Плен сего старца, уважаемого всем ливонским рыцарством, произвел общую скорбь. Представленный русским воеводам, Бель со слезами говорил им, что гнев Божий, за грехи и преступления, явно губит его несчастную отчизну. «Неужели вы думаете, что меч ваш дает вам победы? – продолжал Бель, в беседе, умилившей самих его победителей. – Но я благодарю Бога, что могу хотя пострадать за мою родину!» Старец как будто предчувствовал близкую страдальческую смерть свою.

И действительно: казалось, что невидимая сила бодрила самых храбрых. В августе 1560 г. русские окружили Феллин; началась пальба, и тщетно Фирстенберг умолял биться мужественно, уверял, что вскоре придет помощь, отдавал все свое имение воинам. Испуганные пожаром, войска не слушали бывшего магистра, начали переговоры о сдаче города: всем обещана была свобода – кроме Фирстенберга. Царь хотел видеть пленником в Москве знаменитого своего неприятеля, и – его выдали русским.

Так легко завоеван был один из главных городов Ливонии, имевший три каменные крепости, 450 пушек, большое количество запасов, окруженный глубокими рвами, защищаемый мужественным Фирстенбергом!

Кеттлер приходил в бешенство, слыша о трусости, робости защитников Ливонии; бросил в тюрьму командора Зибурга, сдавшего Мариенбург; повесил многих из воинов, бывших в Феллине, упрекая их изменой. Несколько польских дружин явились наконец помогать рыцарям. Между тем Тарваст, Руя, Верполь сдались без боя. Курбский встретил польские отряды, сражался, разбил и гнал их до литовской границы. Воевода Яковлев приблизился к Ревелю. Оттуда напали на него городские отряды и были прогнаны до самого Ревеля. Мстиславский осаждал между тем Вейсенштейн; осень принудила его снять осаду, и русские войска удалились восвояси. Поход 1560 года был кончен. Следующий год готовил события новые, более обширные. Кеттлер помышлял уже не о защите самобытности ордена: он продавал орден за частные выгоды себе; другие знали это; жадные взоры окрестных государей обращались уже на дележ земель рыцарских; не думая уступать их без раздела Польше, о пособии рыцарям перестали думать; в Швеции, Дании, Литве готовились войска идти и захватывать в Ливонии кто что успеет. Но Иоанн готовил новые удары, смело вызывая воевать против него всякого, кто дерзнул бы теперь усомниться в его могуществе и его мудрости.

Уже все изменилось в это время при дворе Иоан на, изменился и сам он: «Благодать Господня отступила от Государя», как говорили современники. Народ еще ничего не видел, не замечал, славил победы, величавшие имя Иоанна в одно время на берегах Черного, Каспийского, Балтийского морей. Но уже Сильвестра и Адашева не было при Иоанне; заслуженные, знаменитые люди подвергались его гневу и недоверчивости; новые любимцы теснились у трона. Смирение, преданность воле Бога, отнесение побед Его помощи, сменялось нестерпимой гордостью; царь не слушал возражений и пеплом и разорением Ливонии доказывал свою дальновидность, робость и безумие советников, отвлекавших его от войны Ливонской. Кровь еще не лилась на плахе палача и во мраке темниц, но время нравственной погибели Иоанна приближалось быстро.

Когда, по слову царскому, Алексей Адашев отправился в Ливонию, Сильвестр предстал пред царем. Может быть, царь ожидал упреков, еще раз потупил взоры перед взорами сего старца, столько лет бывшего вторым его провидением. Но – Сильвестр не упрекал, не советовал; только смиренно просил позволить ему удалиться от суеты мира, и в отдаленной обители кончить дни, которых уже не мог он посвящать чести и пользе отечества. Иоанн хладнокровно выслушал предложение Сильвестра, дал согласие, и Сильвестр удалился в Кирилловский Белозерский монастырь. Там принял он иноческий чин, под именем Спиридона, и молился за благо России, за спасение царя.

Царь торжествовал между тем победы и тщеславился унижением неприятелей, привлеченных силою оружия перед трон его. Герман, бывший епископ Дерптский, по договору должен был жить в монастыре Фалькенауском. Иоанн лишил его власти, вытребовал в Москву; но был, однако ж, доволен его покорностью и дал ему поместье в России. Еще более усладило его зрелище Фирстенберга, привезенного в Москву: сего старца знаменитого и, нескольких других чиновников, водили по московским улицам, говоря народу: «Вот ослушники царя, бывший начальник латинских крыжаков». – «Поделом вам, немецкие собаки! – сказал с горькой усмешкой бывший царь Казанский, – вы дали русским прутья, и они сперва высекли ими нас, а теперь и ваша очередь наступила!» Но Иоанн остался доволен Фирстенбергом, дал ему в поместье городок Любим, и старец в грустном плену кончил безотрадные дни свои. Не такая участь ожидала благородного, мужественного Беля. Иоанн начал укорять его в вероломстве, в клятвопреступлении. «Нет! – отвечал Бель, – ты терзаешь нас неправдой и безбожно пьешь кровь нашу!» Разгневанный царь велел вести его на казнь, одумался, послал остановить свое повеление: посланный увидел только холодный труп Беля – казнь уже была совершена…