Коллектив авторов История - Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде

Из соседней комнаты от времени до времени слышался разговор по телефону. Разговаривали Кишкин, Вердеревский, Маслов, Ливеровский и другие.

Пальчинский то входил, то выходил, делая те или иные незначительные сообщения. Всегда бодрый, всегда заканчивая свои сообщения уверенностью, что до утра мы продержимся.

Никитин ушел в кабинет министра-председателя и оттуда разговаривал по телефону.

Доложили, что генерал Духонин сообщил, что к утру придут самокатчики и казаки. Не помню, сколько…

Ружейные и пулеметные выстрелы стали учащаться. Изредка слышались пушечные…

Раздался звук, хотя и заглушенный, но ясно отличавшийся от всех других.

— Это что? — спросил кто-то.

— Это с «Авроры», — ответил Вердеревский. Лицо у него осталось таким же спокойным.

Минут двадцать спустя вошел Пальчинский и принес стакан от разорвавшегося снаряда, который залетел, пробив стену, в Зимний дворец.

Вердеревский осмотрел его и, поставив на стол, сказал:

— С «Авроры».

Стакан был поврежден в такой форме, что мог служить пепельницей.

— Пепельница на стол нашим преемникам, — сказал кто-то…

Нам доложили, что Городская дума от лица всех партий посылает депутатов на «Аврору», чтобы уговорить команду не стрелять, и кроме того, гласные разных партий в большое числе, человек 300, пойдут к нам. Впереди будет идти Прокопович с двумя фонарями. Надо предупредить стражу, чтобы они были допущены во дворец.

Кто это сообщил — не помню.

Дали знать охране…

Вошел Пальчинский, доложил: казаки желают побеседовать с Временным правительством, пришли два офицера, один из них командир.

Просили войти.

Вошел казачий полковник, кажется. С ним еще офицер.

Спрашивают, чего хочет Временное правительство.

Говорили Кишкин и Коновалов. Мы стояли вокруг. Изредка то тот, то другой вставлял свое слово.

Говорили то же, что юнкерам.

Полковник слушал, то поднимая, то опуская голову. Задал несколько вопросов. К концу поднял голову. Из учтивости дослушал.

Ничего не сказал. Вздохнул, и оба ушли, — ушли, мне казалось, с недоумением в глазах… А может быть, с готовым решением…

Вошел Пальчинский, доложил: казаки покинули дворец, ушли, говорят — не знают, что им тут делать.

Ну, что же! И Ушли так ушли! Мы уже ничему не удивлялись. И настроение наше от этого не переменилось…

Была тишина, теперь опять началась стрельба…

Вдруг где-то в самом дворце возник какой-то тревожный шум, одиночные выстрелы, — и опять все смолкло.

Вошел Пальчинский. Оказывается, во дворец ворвалось человек 30–40 большевиков с ружьями и револьверами. Все обезоружены и арестованы. Отдали орудие без сопротивления. «Большие трусы»…

Опять у нас тихо. Перебрасываемся отдельными словами…

Входит Пальчинский: юнкера Михайловского училища ушли и увезли четыре пушки… Наши защитники редеют…

Опять тревожный шум во дворце, но ближе, чем первый. Голоса, крики, топот ног, следом выстрел, опять какой-то сложный шум и — тишина. А за стенами дворца ружейные выстрелы, — звучат заглушенно, но четко.

Кто лежал или сидел — вскочили.

— Что такое?

— Бомбы.

Топот ног у двери, Раскрылась, — ввели к нам двух юнкеров. По лицам течет кровь.

Кишкин подал медицинскую помощь.

Отвели в смежную комнату. Ранены легко…

Оказывается, во дворец забрались несколько матросов и с верхней галереи в зале-коридоре сбросили две бомбы. Бомбы плохонькие. Матросы арестованы. При аресте отняты у них еще две бомбы, которые они не успели сбросить. Их держали в руках Пальчинский и Рутенберг.

Их осмотрели Маниковский и Вердеревский.

— Эти не плохие, — сказал Маниковский, — и обе заряжены.

Бомбы уложили в соседней комнате.

Опять тихо. Опять мы разбрелись по насиженным местам…

Стрельба снаружи — это уже не в счет: это — аккомпанемент к тишине…

Кто-то вошел и доложил: женский батальон ушел, сказали: «Наше место на позициях, на войне; не для этого дела мы на службу пошли»…

Первое радостное сообщение за весь день…

Опять шум во дворце, отдаленный… Замер…

Пальчинский доложил, что охрана приняла толпу большевиков за ту депутацию, которая должна прийти из думы, и впустила ее во дворец. Когда ошибка была обнаружена, большевики были немедленно обезоружены. Они подчинились этому без сопротивления. У некоторых при обезоружении оказалось, кроме винтовок, по два, а иногда и по три револьвера.

— Сколько же их?

— Человек сто…

Зимний дворец наполнялся, но не нашими защитниками…