ХЕНДРИК ВИЛЛЕМ ВАН ЛУН - ТЕРПИМОСТЬ

Там, в бесконечных и унылых рядах переполненных и вонючих многоквартирных домов, жило огромное множество людей, для которых жизнь была просто непрерывным ощущением голода, пота и боли. Для этих мужчин и женщин чудесная история о простом плотнике в маленькой деревушке за морем, который добывал хлеб насущный трудом своих собственных рук, который любил бедных и угнетенных и который поэтому был убит его жестокими и хищными врагами, означала что-то очень реальное и осязаемое. Да, все они слышали о Митре, Исиде и Астарте. Но эти Боги были мертвы, и они умерли сотни и тысячи лет назад, и то, что люди знали о них, они знали только понаслышке от других людей, которые также умерли сотни и тысячи лет назад.

Иешуа из Назарета, с другой стороны, Христос, помазанник, как называли его греческие миссионеры, был на этой земле совсем недавно. Многие люди, жившие тогда, могли бы знать его, могли бы слушать его, если бы они случайно посетили южную Сирию во время правления императора Тиберия.

И были другие, пекарь на углу, торговец фруктами с соседней улицы, который в маленьком темном саду на Аппиевой дороге разговаривал с неким Петром, рыбаком из деревни Капернаум, который на самом деле был недалеко от горы Голгофа в тот ужасный послеполуденный час, когда Пророк был пригвожден к кресту солдатами римского наместника.

Мы должны помнить об этом, когда пытаемся понять внезапную популярность этой новой веры.

Это было то личное прикосновение, то непосредственное личное чувство интимности и близости, которые давали христианству такое огромное преимущество перед всеми другими вероучениями. Это и любовь, которую Иисус так непрестанно выражал к представителям всех народов погрязшимв нищете и лишённым наследства,которая исходила из всего, что он говорил. Выражал ли он это точно теми словами, которые использовали его последователи, имело очень небольшое значение. У рабов были уши, чтобы слышать, и они понимали. И, трепеща перед высоким обещанием восхитительного будущего, они впервые в своей жизни увидели лучи новой надежды.

Наконец-то были произнесены слова, которые должны были освободить их.

Они больше не были бедными и презираемыми, злом в глазах сильных мира сего.

Напротив, они были преданными детьми любящего Отца.

Они должны были унаследовать мир и его полноту.

Им предстояло вкусить радости, утаенные от многих из тех самодовольных хозяев, которые уже тогда жили за высокими стенами своих самнийских особняков.

Ибо в этом заключалась сила новой веры. Христианство было первой реальной религиозной системой, которая дала обычному человеку шанс.

Конечно, сейчас я говорю о христианстве как об опыте души – как о способе жизни и мышления. И я попытался объяснить, как в мире, полном морального разложения рабства, благая весть распространилась со скоростью и эмоциональной яростью пожара в прериях. Но история, за исключением редких случаев, не занимается духовными приключениями частных лиц, будь они свободны или в рабстве. Когда эти скромные создания были ловко организованы в нации, гильдии, церкви, армии, братства и федерации; когда они начинают подчиняться единому руководству; когда они накапливают достаточно богатств, чтобы платить налоги, и чтобы можно было принудить их к созданию армий с целью завоевания народов, тогда, наконец, они начинают привлекать внимание наших летописцев и им уделяется серьезное внимание. Следовательно, мы знаем очень много о ранней церкви, но чрезвычайно мало о людях, которые были истинными основателями этого института. Это довольно прискорбно, ибо раннее развитие христианства-один из самых интересных эпизодов во всей истории.

Церковь, которая в конце концов была построена на развалинах древней империи действительно представляла собой сочетание двух противоречивых интересов. С одной стороны, он выступала как защитник тех всеобъемлющих идеалов любви и милосердия, которым учил сам Христос. Но, с другой стороны, она оказалась неразрывно связанной с тем сухим духом провинциализма, который с начала времен отделял соотечественников Иисуса от остального мира.

Проще говоря, она сочетала римскую эффективность с иудейской нетерпимостью и в результате установила царство террора над умами людей, которое было столь же эффективным, сколь и нелогичным.

Чтобы понять, как это могло произойти, мы должны еще раз вернуться ко временам Павла и к первым пятидесяти годам после смерти Христа, и мы должны твердо осознать тот факт, что христианство началось как реформаторское движение в лоне еврейской церкви и было чисто националистическим движением, которое вначале угрожало правителям еврейского государства и никому другому.