Россия не может допустить никакой комбинации относительно своего политического устройства, составленной на основании чуждых ей условий или не вытекающей прямо из практических условий ее быта, -никакой комбинации, которая не будет прямым ответом на ее действительные потребности или которая может повести к ослаблению ее государственного состава. Ни Польша, ни вся Европа не могут вынудить Россию принять чуждую ей формулу политического устройства. Да и какая польза была бы от того, если бы Россия дала навязать себе какую-нибудь комбинацию, которая не могла бы привести ее ни к чему, кроме замешательства и бессмысленного брожения? Страна, призванная к великой исторической жизни, Россия имеет свой оригинальный тип и свойственный ей ритм развития. Не одни племенные особенности чисто русского народонаселения России определили этот тип; он есть результат многих условий исторических и географических, и всякая отдельная часть Русского государства может подчиниться этому типу без унижения и оскорбления для своей особой национальности. Этот общий тип, выработанный долгою, трудовою, до сих пор исключительно ему посвященною историей, способен ко всевозможному усовершенствованию и может в своем дальнейшем развитии удовлетворить всем потребностям человеческой жизни и человеческого общества. Только на твердой основе этого типа народонаселения входящие в состав Русского государства могут заботиться о своем политическом благосостоянии. Одни и те же результаты достигаются разными путями и разными способами. Мы не можем повторять для себя историю других народов; мы имеем свою историю, которая до сих пор еще ни разу не спотыкалась. Мы пережили времена мрака, неурядиц, иноплеменного варварского ига; мы потерпели всевозможные пленения и бедствия, перенесли все невзгоды и все тягости, сопряженные с развитием единого и крепкого государства, вытерпели всякого рода диктатуры. Мы прошли тяжелую и долгую школу. Нам незачем идти снова в школу или переделывать у себя то, что было у других народов. Со времен Вольтера и Монтескье внимание Европы постоянно было обращено на политическое устройство Англии. Об английских учреждениях писалось и пишется вкривь и вкось на всех европейских языках; они копировались на практике в разнообразных видах, и вот выработалась общая схема политического устройства, которая под именем конституции считается обязательною для всякого государства, желающего стать с веком наравне. Все европейские государства нарядились в конституции. Франция уже несколько раз, как известно, меняла этот наряд. Кто из людей здравомыслящих не согласится, что все эти наряды, все эти сочиняемые конституции не имеют никакого существенного значения, никакой действительной силы? Вся история Франции начиная с 1789 года по сие время служит тому доказательством. Происходящие теперь перед нами печальные и вместе забавные явления в прусской конституции служат также очень интересною характеристикой духа и значения всех этих сочиняемых и делаемых государственных устройств. Все эти новейшие государственные устройства, все эти конституционные наряды, несмотря на высокую цивилизацию тех стран, которые в них облекаются, не представляют ничего поистине серьезного, ничего твердого и служат только выражением переходного состояния европейских обществ; никого не удовлетворяя, они производят только брожение и смуту, ведут к вредным столкновениям и подвергают опасности все основы государственного и общественного порядка. Ничья мысль не может успокоиться на этих сочиненных конституциях; они сами лишены всякой веры в свое существование. В самом деле, кто решится сказать, что европейские государства находятся теперь в состоянии сколько-нибудь утвердившемся и прочном? И вот все снова обращаются к Англии; все спрашивают, почему только ее государственное устройство в целой западной Европе твердо и незыблемо в своих основаниях. Разница между английским устройством и всеми этими фальшивыми конституциями, которые покрыли теперь всю Европу, состоит в том, что первое органически выросло, а эти последние сочинены и сделаны. Первое во всех своих подробностях есть плод долгой и трудной истории, и все в нем вышло из жизни, все выработано практикой и опытом; а новейшие конституции, которые сочиняются в других европейских государствах, -фальшивая копия, лишенная всякого духа жизни и не имеющая никаких корней в действительных условиях страны. Каковы бы ни были результаты английских учреждений, учреждения эти хороши прежде всего тем, что они не теория, а практика, что в них понятие не предшествовало делу, а напротив, само вырабатывалось из дела. Подражать английским учреждениям, копируя их формы, значит не понимать ни смысла, ни силы их. В самом деле, ничто так не далеко от оригинала, как копия, ничто так не разнородно с живою действительностью, как снимок с нее, как бы он ни был тщательно сделан. Как бы ни был точен и верен портрет, но надобно быть сумасшедшим, чтобы видеть в нем одно и то же явление с живым человеком, которого он изображает. Зато как бы ни были несходны между собою живые люди, все они сходствуют между собою именно в том, что они живые существа, а не призраки.
Читать дальше