Коллектив авторов Лебедев С. В., предисловие и - Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

Цветущая Польша с прилегающими к ней ополяченными нашими окраинами, рассчитывая на брожение умов в России, вызванное новыми реформами и необычайным влиянием «Колокола», издаваемого в Лондоне Герценом, двигавшим революционными идеалами, стала проявлять враждебные чувства, подстрекаемые Наполеоном и боязнью польских магнатов и помещиков, что и к ним проникнет манифест об освобождении крестьян с землей.

В конце сороковых годов графиня Растопчина, проезжавшая Польшей, писала:

И монах успел раздуть восстание. В костелах вместо молитвенного пения раздавались революционные гимны «Боже цось польска» и «С дымом пожаров», эти гимны сопровождали разные религиозные процессии, часто отправляемые повсеместно. Женщины нарядились в модный траур, не придававший им печального вида. Мужчины носили чамарки. Уличные беспорядки проявлялись всюду. Наконец, разразилась Варфоломеевская ночь, т.е. внезапное нападение и избиение наших солдат и офицеров. Войска ожесточились, но их сдерживали, и даже плевание на них оставалось без последствий.

Положение русских было в особенности печальное; в городах они ожидали ударов кинжалом, в отдаленных же местах перед казнью их истязали, обращая в польские уланы, делали отвороты из вырезанной грудной кожи. Многие священники, ведя скудную жизнь и ненавидимые панами за их влияние на крестьян, были подвергнуты смертным казням. Одни только раскольники держали себя независимо и отважно и под Динабургом отбили транспорт с оружием, принадлежащим графу Плятеру, но обвиненные в ночном разбое сидели в тюрьме.

Капля переполнила сосуд.

В Варшаве, на краковском предместье, рота солдат проходила несуществующий ныне узкий переулок, где из окон домов полились на нее разные нечистоты и бросали разную посуду и осколки; впереди толпа старалась загородить ей путь; раздались выстрелы и пало пять человек. Плач, стоны и проклятья раздались по Варшаве. «Мирных жителей убивают москали!» - кричали повсюду. Вышло так, что для умиротворения и облегчения общей скорби дозволено было похоронить торжественно пять офяр при отсутствии полиции, войск и русских. Полицейский же надзор передан жителям города.

Нужно сознаться, что учащаяся молодежь днем тщательно исполняла полицейские обязанности. Ночью же без всякого препятствия наполняла Варшаву оружием.

Начальствующие лица быстро сменялись и являлись часто с своими взглядами, непригодными для совершающихся событий. На одного наместника было сделано нападение с кинжалом по выходе его из театра, окончившееся благополучно. Другой наместник был ранен выстрелом в многолюдном собрании курзала, где он пил минеральные воды. Третий наместник сам уехал из Варшавы. В четвертого была брошена бомба и ранена упряжная лошадь. Один из близкостоящих к наместнику лиц застрелился.

При этом положении возрастала грозная и безграничная власть Народного Жонда. В Париже князь Адам Чарторижский, называвшийся крулем польским, вел дипломатические переговоры, стараясь, чтобы Европа признала возмутившиеся губернии воюющей стороной, на что последовала энергическая и достойная уважения нота нашего министра иностранных дел. В Петербурге думали о необходимости отказаться от Польши и сохранить за нами Литву.

При этих тягостно печальных обстоятельствах было предложено генералу Муравьеву главное начальство над Северо-Западным краем, и он, выезжая из столицы, заявил, что ни пяди земли, где пролита кровь русских, не должно быть отдано врагам; и в двуместной карете, ожидав -шей его на Виленской станции железной дороги, неожиданно и негаданно прибыл во дворец и принялся за свою историческую работу.

Через несколько дней по прибытии главного начальника края в Вильну с неограниченными правами я посетил этот город, и в тот же вечер отправился к одному из влиятельных лиц и увидел там отчаянную домашнюю сцену. Отец семейства был болен, маленькие дети, окружая его, находились под влиянием какого-то удручающего чувства, не свойственного их возрасту, хозяйка же дома, увидев меня, почти с воплем рассказывала о грозившей им беспощадной участи. Вчера Муравьев, говорила она, расстрелял одного помещика; хотя город волновался, но это прошло для нас благополучно; завтра же он намерен подвергнуть казни помещика с ксендзом, вследствие чего нас всех хотят перерезать. «Я не знаю, к кому обратиться, кого просить о помощи... Мы такие одинокие... беззащитные, никто не приходит, все как бы скрылись, ради Бога, похлопочите, чтобы прислали роту солдат охранять нас». На другой день утром мне говорил жандармский штаб-офицер: мундира нашего здесь боятся. Но, несмотря на это, вчера я слышал угрозы против решительных мер начальника края. Не стесняясь, громко говорили о необходимости всеобщего восстания, хотят поджечь город и перерезать русских.