Валерий Злыгостев - И нагрянула черная рать... Монгольское завоевание Южного Урала. 1205–1245

По-видимому, переломным моментом в отношениях башкир с монголами и признания первыми сюзеренитета над собою властиУгэдэя было появление в одной из походных ставок завоевателей летом все того же 1236 года вождя племени усерген Муйтэна. Нет ничего удивительного в том, что усергены, подвергавшиеся на протяжении долгих лет непрекращающемуся давлению со стороны монголов и потерявшие в бесконечной войне с ними многих своих батыров, были вынуждены в конце концов покориться, как, впрочем, и другие башкирские племена. Вокруг личности самого Муйтэна (а в том, что он действительно существовал, сомневаться не приходится) накопилось достаточно противоречивых эпических свидетельств, так что впору задуматься над отдельным исследованием о нем как о первом башкирском владетеле, но отнюдь не мифическом, а управлявшем своими родовыми землями, входившими в состав централизованного раннефеодального государства, коим являлась Монгольская империя. Тем не менее Муйтэн «легендарный» из статьи в статью, из книги в книгу кочует, хотя и с оговорками, но все-таки в качестве переговорщика, и не с кем-нибудь, а с самим Чингис-ханом. Нет смысла вдаваться в полемику по поводу того, кем в евразийских масштабах являлся Чингис-хан и кем был Муйтэн — «весовые категории» разные, однако привести выдержки, имеющиеся в башкирском эпосе и шежере, отображающие как будто имевшее место непосредственное их общение между собой, вполне уместно.

Шежере башкир племени усерген гласит:

«3. Прошли [времена] детей Адама, 4. Наступила эпоха Чингиз-хана. 5. Прадед башкирского народа, 6. Сын бия Ток-саба, 7. Муйтен его имя… 23. Пять пар верблюдов он нагрузил [подарками], 24. Ездил он к Чингиз-хану. 25. Хан оказал ему почести, 26. Посадил его рядом с собой. 27. Получил он похвалу от хана, 28. Визиром сделал его [хан] за жизнерадостность, 29. Во всем он угождал падишаху, 30. Украшал его окружение, 31. Оказывал ему много почестей и уважения, 32. Если [хан] говорил пой — [он] пел, 33. Если просил рассказывать — рассказывал, 34. Каждое желание [хана] он исполнял [87] Пункты из приведенного шежере за номерами 32–34 убедительно доказывают (хотя и в иносказательной форме) факт подчинения усерген монголами. , 35. Вернувшись оттуда, Муйтен-бий, 36. В своей стране был бием» [5, с. 84–85].

В свою очередь, отрывок из кубаира «Муйтэн» вторит вышеприведенному фрагменту шежере:

В реальности все было не так: с огромной долей вероятности можно утверждать, что Муйтэн-бий никогда не встречался с Чингис-ханом. Несмотря на то что еще во времена «сартаульской» кампании 1219–1223 годов Джучи и Чагатай совершали глубокие рейды в Дешт-и-Кипчак, в ходе которых не исключены были столкновения монголов с башкирами, говорить, что в результате этих рейдов усергены были хоть как-то подчинены воле великого каана, не приходится. Необходимо учитывать, что булгарские и башкирские сторожевые заставы и укрепленные пункты, расположенные на Яике, Сакмаре, Соке и представлявшие собой самый передний, пограничный рубеж их обороны, были сметены лишь в 1229–1232 годах. Вопрос: зачем Муйтэн-бию в начале 1220-х годов надо было ехать на поклон к Чингис-хану, коли в те времена монголы не без помощи башкир были отброшены от Волжской Булгарии, кипчаки искали покровительства и защиты у иштяков (читай, башкир), а земли собственно усерген находились под прикрытием сторожевых застав? Единственным местом, где гипотетически могла бы случиться встреча Чингис-хана с Муйтэном, следует считать местность Кулан-баши, где летом 1224 года состоялся курултай, но доказательств тому, даже косвенных, не существует.

Однако, если подходить к рассмотрению проблемы с точки зрения башкиро-монгольских переговоров лета 1236 года, становится очевидным, что Муйтэн-бий как реальный политик, стремившийся приспособиться к ситуации, сложившейся в регионе, все-таки побывал либо в «Золотой Орде» — ставке Вату, либо в ставках иных Чингисидов или главнейших военачальников. В данном случае появление его в стане монголов с подарками, навьюченными на верблюдов, кажется вполне логичным и разумным — Муйтэн, исполняя «каждое желание хана», спасал и себя, и всех усерген от продолжения нашествия, и, как видно, миссия его окончилась успехом. Ну а в том, что монгольская знать встретила его «как своего», ничего удивительного нет: известно, что особо покладистых русских князей ханы Улуса Джучи щедро одаривали, усаживая подле себя на почетные места. В числе подобных владетелей оказался и Муйтэн, ему как верноподданному вассалу были пожалованы его же владения, тем более что их южная часть — земли усерген в междуречье Яика и Сакмары и далее к Салмышу — уже были захвачены монголами, оставалось лишь надеяться, что вскоре новые хозяева уйдут на запад.