Ольга Добиаш-Рождественская - Эпоха крестовых походов и ее герои

В конце апреля погромы разразились в целом ряде городов: Трире, Праге, Виссельбурге, Шпейере. В мае громилы свирепствовали в Вормсе. В конце этого месяца Эмихо со своими 12 тысячами является к Майнцу. Епископ и бургграф заперли ворота города, однако позже, под угрозами осаждавших, их пришлось открыть. Более тысячи евреев укрылись в епископском дворце, но он был осажден, а епископ и бургграф вынуждены были бежать. Евреев принуждали креститься. Глава местной общины сжег себя в синагоге со своей семьей. Не менее грозные события разыгрались в Кельне. Синагога здесь была разрушена, свитки Торы разорваны и выброшены на улицу. Епископу удалось скрыть многие семьи в своих деревнях. В Трире евреи убивали, во избежание осквернения, друг друга и кидались в Мозель. Здесь, как и в иных случаях, высшая церковная власть и светское начальство пытались бороться с погромами, а население самих городов не принимало в них активного участия — все бесчинства творила пришлая чернь.

Еврейские кварталы в прирейнских городах, разгромленные и опустошенные, долго не заселялись, и только прибытие из Италии императора Генриха IV вернуло спокойствие в потревоженные гетто.

Прежде чем в Европу дошли вести о судьбе похода крестьянской армии Петра Амьенского, ей вослед начали двигаться регулярные армии крестоносцев. Церковь выработала особое, с течением времени все развивавшееся право для защиты покидаемых ими близких и имущества. Крестоносцам давалась отсрочка в долговых обязательствах, причем проценты не нарастали на сделанный заем, пока они находились «за морем»; семьи и имущество защищались канонами «Божия мира». Впрочем, многие, собираясь в путь, рвали все связи на родине и распродавали имущество.

Армии шли разными путями на Константинополь — условленное место сбора. Северные французы, лотарингцы и отчасти немцы под предводительством герцогов Нижней Лотарингии Годфрида Бульонского и Балдуина шли классической дорогой паломничеств — долиной Дуная. В Константинополь они явились в декабре. Отдельные отряды из Нормандии и Шампани имели во главе Роберта Нормандского и Роберта Фландрского, Этьена Шартрского и Гуго Великого, брата короля Филиппа I. В разное время они достигли портов в Апулии и высадились в Дураццо, чтобы весною 1097 года добраться до Константинополя и нагнать первую армию уже в Малой Азии. С провансальцами, которых вел Раймунд Тулузский, шли многочисленные представители клира; среди них был духовный вождь похода Адемар, епископ Пюи. Они прошли Северной Италией, вступили в Восточные Альпы, прошли зимой через Славонию и, после нескольких стычек с печенегами, в апреле явились в Константинополь.

Каждое из крупных соединений имело своего летописца. Вдумчивый, спокойный Фульхерий, каноник Шартрский, связал свою судьбу с герцогами Лотарингии. С ними он и очутился в Иерусалиме. Раймунд Агильский был хроникером южнофранцузского ополчения, следуя всюду за своим любимцем князем Раймундом. Родину анонимного автора лучших мемуаров Первого крестового похода — «Деяния французов и других борцов за Иерусалим» — искали долго в разных углах крестоносной Европы. В конце концов внимательное чтение его полной жизни хроники привело к заключению, что он был итальянец (притом, единственный из всех хроникеров, светский рыцарь — живое воплощение чувств и дум «среднего» крестоносца). Он вышел с тем четвертым потоком крестоносного войска, который двинулся из Южной Италии за Боэмундом, князем Тарентским, сыгравшим впоследствии важную роль в направлении и лозунгах всего движения.

Замечательная фигура князя Тарентского — предмет непрерывного восхищения наивного хроникера. «Мудрым», «храбрым», «атлетом Христовым», даже «ученейшим» называет он его. «Ты — честь и краса земли, решитель войны и судья битв». Похвалы эти незаказные. Они смолкли после неприглядных впечатлений княжеских раздоров около Антиохии. Несомненно, во всяком случае, что в лице Боэмунда крестоносное войско получило не только первоклассного стратега и дипломата, хорошо знакомого с ухищрениями византийской политики, быстро ставшего если не душой, то головой всего предприятия, но и носителя «итало-норманнской» идеи, которая наложила печать на все движение и со временем привела к плану оккупации Константинополя. В противоположность бескорыстной мечте Урбана, это была идея религиозно-политического подчинения Востока. Иерусалим и интересы восточных церквей играли в ней второстепенную роль. Зато выдвигался план создания сильной восточно-латинской державы, которая организовалась бы под главенством нормандской династии с благословения папского престола и имела отправной точкой Антиохию с ее — так утверждала популярная в ту эпоху легенда — «древнейшей кафедрой св. Петра».