Александр Левинтов - Книга о красивой жизни. Небольшая советская энциклопедия

Кадис.

Отсюда Колумб, опережая гагаринское «поехали!», отправился в далекую Индию, названную потом Америкой. Стоя у старинной беседки на набережной, еще видишь неровный шрам от каравелл великого скитальца на мерной глади атлантической волны. В храмах — неистовые страсти и страдания Христа, Эль Греко и Мурильо. Белые стены, красные цветы, черные потолочные балки. Контрастный и яростный мир красок. Выжженые солнцем низенькие белые города. Жара и жажда. Зной. Марево, морока. И асмодеи пляшут в небесах.

Херес-де-ла-Фронтера.

Фронтовой город — между безумием и счастьем, между жизнью и бессмертием, родина самого сильного вина на свете.

Херес — вино мужчины, а также вино того, кто хотел бы стать мужчиной, а также того, кто им становится. Я познакомился с ним в десятом классе. Зеленый проигрыватель «Волна»: «Траурный марш» из «Гибели богов», «Прощание с лебедем» и «Полет Валькирий» Вагнера, «Похоронный марш» из второй соль-минорной сонаты Шопена, «Пляска смерти», «Каприччио и рондо-каприччиозо» Сен-Санса, «Караван» Дюка Эллингтона и в этом же ряду «Грезы любви» Листа. Горечь и сладость предстоящей и еще далекой любви и смерти. Я часами сидел и слушал эти страсти, тянул из маленькой рюмки по капле яд хереса, писал нелепые стихи и мечтал о любви. Это кончилось вскрытием вен, к счастью, не до конца.

Бутылка массандровского хереса за эти тридцать пять лет не изменила своего внешнего вида и внутреннего содержания. Все тот же бежево-голубой завиток, все та же миндальная, синильная горечь, все тот же острый и глубокий аромат, подобный мавританскому кинжалу.

Херес — вино одинокого творчества. Вино мира, зашторенного от суеты. Вино прорывов, озарений, отчаянного поиска слова, звука, цвета, мысли, себя. Херес — вино отчаяния и бесконечного вопрошания и взывания к небесам с мольбой. Херес порождает фантастические видения святого Иеронима и опаленные яростным солнцем страшные чудеса Босха.

Херес можно цедить только микроскопическими дозами: как, зачем и с кем бы вы его ни пили. Многие предпочитают плеснуть его в стакан — чем проще и объемней форма, тем выразительней вино. Мне больше нравятся маленькие, близкие к ликерным, рюмки — такую машинально вертишь пальцами, разогревая жгучие молекулы вина.

Англичане, долго удерживавшие рекорды массового национального, долголетия, потребляют херес исключительно как десертное, то есть после еды. Камин, плед и рюмка хереса — детали английского домашнего интерьера хрестоматийны.

Испанцы также предпочитают херес как десерт — но в шумной компании ресторанов и баров пьют его не рюмками, а из пуро — стеклянного «чайника» с длинным носиком. Небрежный взмах — и струя хереса точно попадает в рот. Добрый глоток — и рука мастерски останавливает ток струи. Ни капли — на стол, сорочку или галстук. Попробуйте как-нибудь сами, чтоб убедиться: это искусство постигается испанцами за счет долгих и тщательных тренировок.

Херес — бабуин среди вин и не терпит в своем окружении соперников. Если пьешь херес, то только его и пей. Херес неподходящ для коктейлей и крюшонов. Он слишком выразителен и очевиден, он забивает все остальное.

Херес — вино ночное. В дубовых бочках, под открытым небом (один из четырех годов выдержки проходит на открытых площадках), под сводом звезд, под «Болеро» Равеля, оно таинственный проходит путь. Андалусийские ночи — мягкий бархат и опрокинутый месяц, висящий над океаном. Андалусийские ночи — это не только праздник, который всегда с тобой, он праздник и без тебя.

А потому и пить херес лучше ночью. На вершине Красного Камня над Ялтой, когда над тобой бесконечный ковер звезд, внизу такой же ковер ночного города, а рядом и вокруг тебя пронизывающий снежный холод, когда ты вмерзаешь в дьявольский лед высокомерия, выпей херес и огорчись своей ничтожностью. И полюби распахнувшийся перед тобой, над тобой, под тобой доверчивый мир огней и жизни.

Наша жизнь все более напоминает западную внешней, немного пародийной похожестью. Наши дни давно не наши, а их. И только ночи беспробудно наши. У нас отсутствует ноктюрн-культура, ночная жизнь. Мы замираем и затихаем в своих норах, под одеялами и перед телевизорами, мы зарываемся в тину хрупкого и бессмысленного благополучия, чтобы с утра продолжить дневную скуку чужого образа жизни. Но их-то жизнь — не днем, а ночью, по большей части! У нас — ночи впотьмах, у них — засветло и напролет.

Херес — это путь к инакожитию, жизни ночью. Речь вовсе не идет о богемном или тусовочном существовании с их суматошными клип-напитками, клип-любовью и клип-мышлением.