Статья о тридцатилетием жителе Ниверне, женатом, отце двоих детей, двигающемся по социальной лестнице, работающем по временному договору, нерегулярно ходящем на мессу, выплачивающем ипотеку на собственность, располагающем библиотекой из трехсот томов, включая пятитомник «История частной жизни»? Почему нет? А почему именно об этом человеке, а не о достойной пожилой даме, вдове морского офицера, любящей своих шестерых детей и двадцать четыре внука, голосующей за правых, не работающей официально, но занимающейся волонтерской благотворительной деятельностью в своем приходе? Почему нет? А почему о ней? Составителей тома очень прельщала идея пазла, мозаики из биографий и семейных историй, потому что они обладали всей совокупностью изучаемых текстов и полагали, что подобная подача материала сможет удовлетворить потенциального читателя, предпочитающего истории, а не историю, потому что в этих семейных историях он может найти что–то общее со своей собственной. Тем не менее — и это наш третий выбор — мы отказались от этой концепции по той причине, что нашей целью было не создать справочник «Кто есть кто» со сведениями об обычных людях, но показать общую картину.
Читатель, удивленный отсутствием отдельных исследований, написанных с учетом «социального положения», (с)может умерить свое возмущение, потому что в этой работе демонстрируется социальное неравенство во всех сферах: в уровне жизни, в смерти, в образовании детей или в доступе к культуре (по словам Пьера Бурдьё, «Вкус — это не что иное, как способность разбираться в определенном количестве знаковых моментов, что позволит вам считаться знатоком в определенных научных сферах»). Гомогенизация общества вследствие неоспоримого повышения уровня жизни (в особенности после II Мировой войны) — лишь мнимая; факторы расслоения общества продолжают существовать: это разница и в доходах [4] Из доклада ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития) за 1978 год мы знаем, что доходы ю% самых богатых французов в 21,5 раза превышают доходы 10% самых бедных. Согласно докладу Комитета по организации исследований в области социально–экономического развития (CORDES), средний доход 77000 самых обеспеченных семей в 1965 году в 53 раза превосходил доход 2 300 000 беднейших семей, а по сообщениям Центра педагогических и образовательных ресурсов (CREP), имущественное неравенство превышает разницу в доходах. — Примеч. авт.
, и в потреблении продуктов культуры, и языковые различия социокультурных сред; движение моделей жизненного стиля «сверху вниз»; эндогамия внутри каждого класса или страты; бессменность модели выбора партнера в молодежной среде; небольшая, и скорее межпоколенческая, социальная мобильность.
Каковы границы частной жизни?
Показав то, от чего мы отказались, и, надеемся, объяснив причину этих отказов, попробуем обосновать то, на чем мы остановились. В XX веке государство (или госуправление) в том или ином виде как будто раздвигает границы частной жизни. Социальное страхование, пособия, облегчение доступа к приобретению собственности, потребительские кредиты, право на аборты и возмещение государством их оплаты — семья переходит в публичную сферу. В то же время повышение уровня жизни дало возможность для расцвета частной — тайной? — жизни каждого члена этой семьи; теперь каждый индивид может скрыться от взглядов близких: не стало общей кровати, а потом и общей комнаты; каждый может в индивидуальном порядке слушать радиоприемник, в отличие от коллективных прослушиваний радиоточки в период между мировыми войнами, и т. д. Именно эволюцию взаимосвязи публичного и частного и описывает Антуан Про в первой части этого тома.
История тайны?
Во второй части тома–самой большой — автор этого введения, желая избежать очередного изложения истории повседневной жизни, попытался рассказать историю тайны. Безусловно, речь идет не о самом сокровенном, что каждый человек уносит с собой в могилу, подчас даже не зная, что он обладает какой–то тайной, но о смещении границы между тем, о чем говорят, и тем, о чем не говорят, интерес к чему проявляется на разных уровнях: индивидуальном, семейном, городском или квартальном, ближнего круга, «компании», «сообщества» и т. д. Не исключено, что речь может идти об «истории несдержанности» не в прямом смысле этого слова (неспособности различать, что допустимо, а что нет), но в значении «сообщать непосвященным информацию приватного характера» [5] Французское indiscretion можно перевести как «бестактность, несдержанность» и как «болтливость». — Примеч. ред.
. Такая затея требует эпистемологических уточнений, с которых и начинается вторая часть книги. Размышления о тайне идентичности проведут читателя по длинному пути от сосуществования людей в тесном соседстве друг с другом до подлинной сексуальной интимности.
Читать дальше