Натан Эйдельман - «Сказать все…» - избранные статьи по русской истории, культуре и литературе XVIII–XX веков

Сейчас, век спустя, мы неплохо различаем, что общество преувеличивало (хотело преувеличить!) разногласия между левыми и правыми сановниками, хотя мы, потомки, уж скорее преуменьшаем: и разделение труда было, и борьба была!

Зато мы сами, в свою очередь, склонны, кажется, преувеличивать разноречия наших сегодняшних лидеров, не отличая (не имея возможности отличить!) их действительные споры и разделение политических ролей…

Снова обратившись к перечню реформ, опять же заметим, что разные сферы их переплетаются постоянно, иногда довольно противоречиво, даже причудливо.

Так, и либеральные дворяне (преобладавшие в нечерноземных губерниях, в частности Тверской), и крепостники (более всего в барщинных, черноземных краях) старались, каждая группа по-своему, повлиять на правительство и его планы освобождения крестьян. Органами обсуждения и влияния стали сначала губернские комитеты, а затем представители этих комитетов, приглашенные в 1859 году в Петербург для обсуждения вопроса в Редакционных комиссиях.

Меж тем при самодержавном режиме само обсуждение государственного вопроса дворянскими выборными депутатами было своего рода демократией.

Любопытно, что с разных сторон, по разным мотивам в демократизации были заинтересованы и действительные сторонники ограничения самодержавия, внедрения европейских форм правления, иначе говоря, либералы и ярые крепостники, которые вчера еще думать не желали о каком-либо ограничении петербургской власти, поскольку она им гарантировала надежное обладание крепостными. Теперь же, когда дело обернулось иначе, собакевичи и ноздревы тоже норовили использовать выборное, совещательное начало и, надо сказать, делали это довольно мастерски через посредство таких толковых лидеров, как полтавский помещик Позен, не говоря уже о прежде упомянутых Гагарине, М. Муравьеве и других. Более того, умно и демагогически отстаивая «демократию», эти люди в своих речах и теориях договорились до двух моментов.

Во-первых, требуя, чтобы власть ограничила свое вмешательство в отношения между помещиком и крестьянином, они утверждали, будто куда справедливее, свободнее, демократичнее и уважительнее к личности дворянина было бы разрешить каждому из них самостоятельно договориться со своими крепостными: сколько земли у них останется и сколько у помещика, каковы условия выкупа и т. п.

Во-вторых, часть дворянства, в их числе влиятельные московские тузы, требовала от Александра II «политической компенсации» за утрачиваемую власть над мужиками. Логика примерно такова: прежде помещик богатством, крепостными душами обеспечивал свою относительную независимость от высшей власти; теперь же, лишившись важных привилегий, он совсем беззащитен перед могучим чиновничеством — значит, надо увеличить прямое влияние вчерашних душевладельцев на самодержавное правление, а для того узаконить, сделать постоянными учреждения вроде, скажем, Редакционных комиссий, где высшая власть обязана будет советоваться с дворянством…

А ведь внешне и в самом деле эти проекты выглядят привлекательно: ограничивается всесилие высшей власти! Так, да не так. Тут мы должны вывести еще уроки, преподаваемые российской «революцией сверху».

Дело в том, что в эпоху таких коренных преобразований, как реформы Петра, реформы 1860‐х годов (и других, позднейших), верховная власть обычно прогрессивнее, лучше среднего звена. Она дальше, глубже видит интересы правящего класса, сословия, слоя, нежели сам этот слой, эгоистически ограниченный и недальновидный.

Если бы дворянству удалось при подобных обстоятельствах взять под контроль петербургскую власть, то, без всякого сомнения, это дурно сказалось бы на ходе крестьянского дела. Так же как если бы помещикам было дозволено самим решать свои дела с крестьянами…

Уж они порешили бы! Крестьяне были бы куда сильнее обезземелены, куда больше «ободраны», чем это произошло в 1861 году…

Часто и много мы пишем, и правильно пишем, о больших недостатках крестьянского освобождения; о том, что половина земли осталась за помещиками, что в среднем по России у крестьян отрезали одну пятую их прежних владений (а в черноземных губерниях — до половины); что реформа была связана с огромным выкупом, сохранением разнообразных полицейских привязок, контролирующих жизнь освобожденного крестьянина…

Все так. Однако реформа могла быть и много хуже; могла, скажем, явиться на свет в том виде, как она была сначала объявлена в 1857 году, когда за помещиком сохранялось куда больше земли и власти.