Вячеслав Никонов - 1612-й. Как Нижний Новгород Россию спасал

И услышали от Философова однозначный ответ:

— Москва людна и хлебна, и на том все обещались, что всем помереть за православную веру, а королевича на царство не брать.

Идти в этих условиях на Москву было для короля равнозначно самоубийству. Тем более что численность столичного гарнизона была в тот момент гораздо больше войск, которые мог выставить Сигизмунд.

Теперь ни король, ни Ходкевич не искали генерального сражения за Москву. Гетман пригласил Сигизмунда в свой старый лагерь в селе Федоровском, где провел предшествовавшую зиму. Но между Москвой и Федоровским стояла крепость Волоколамск. Сигизмунд III зачем-то, полагаю, из соображений престижа, приказал взять ее любой ценой.

«Новый летописец» рассказывал: «Услышал то король, что московские люди все на том встали, чтобы не брать сына его королевича на Московское государство, и повелел приступить сильными приступами к Волоку. На Волоке же в ту пору был воевода Иван Карамышев да Степан Чемесов, от них же толку мало было во граде. Бой же вели атаманы: Нелюб Марков да Иван Епанчин, бились на приступах, едва за руки не берясь, и на трех приступах перебили великое множество литовских и немецких людей».

Несмотря на все усилия, наемники и тут не достигли ни малейшего успеха. «Испытав силы своей маленькой армии на плохих стенах Волоколамска и потеряв напрасно много людей после нескольких отчаянных приступов, король, в свою очередь, испугался грозившей впереди опасности начать гораздо более трудную осаду под угрозой холода и голода», — замечал Валишевский. «Находившиеся в крепости русские захватили пушки и большую добычу, — добавлял Арсений Елассонский. — Увидавши это, великий король, убоявшись большего, удалился назад». Сбежавший по дороге от короля князь Мезецкий привез в Москву известие о его отходе.

Провал под Волоколамском окончательно подорвал боевой дух польской армии, и 27 ноября Сигизмунд отдал приказ об общем отступлении, которое оказалось на редкость мучительным. Ни один из лежавших на пути укрепленных русских городов не сдался и не открыл Сигизмунду свои ворота. Морозы сменялись оттепелями, снегопады — проливными дождями. Обозы вязли в многочисленных речках и болотах. Королевская армия бежала из России, теряя людей, бросая повозки и артиллерию. «Король же, видя мужество и крепкое стояние московских людей и срам свой и побитие литовских и немецких людей, пошел наспех из Московского государства: многие у него люди литовские и немецкие померли от мороза и голода».

Архиепископ Арсений завершал картину разгрома: «Быстро, с великим стыдом, сам и сын его и находившиеся с ним возвратились в Польшу, говоря друг другу: „Если такая и ничтожная крепость не была взята нами и оказалась столь крепкою и одержала над нами великую победу, то, следовательно, как мы пойдем в другие большие, сильные и известные крепости“. Итак, великий король и его свита успокоились, и возвратился он домой со своим войском, питая в сердце своем сильное негодование и большую вражду против великой России».

В связи с внешней угрозой при организации новой системы государственного управления у «Совета всей земли» на первом плане оставались вопросы вооруженных сил. Главное — армию в столице нечем было кормить.

Пожарский и Минин обратились с воззваниями к городам, настоятельно призывая прислать провиант. Служилые люди отвоевали Москву, не щадя голов своих, а теперь они на земской службе и помирают с голода. Чтобы не усугублять ситуацию с продовольствием, воеводы не противодействовали отъезду дворян. За считаные дни их число в Москве сократилось с четырех до двух тысяч. Но продовольствия все равно не хватало.

Помимо двух тысяч земских дворян под знаменами оставались: тысяча стрельцов, четыре с половиной тысячи весьма ненадежных казаков и несколько тысяч вооруженных москвичей из разных повстанческих отрядов. Все они требовали жалованья.

При этом само ополчение уже расползалось. Дворяне, даже те, кого не просили, начали разъезжаться по своим поместьям. Те из ополченцев, кто был награжден за службу земельными пожалованиями, сочли свою миссию выполненной и заспешили в новые владения. Реальными хозяевами Москвы оказались казаки, внушительная военная сила, с которой нельзя было не считаться. Казаки начали так буйно и настоятельно требовать денег, что у них с дворянами «едва без крови пройде».

«Совет земли» начал с упорядочения казачьей службы. Он постановил составить реестр ветеранов освободительного движения, «старых» казаков, которые получили право на сбор кормов в назначенных им городах и уездах. То есть «Совет земли» сохранил тот порядок, который сложился в Первом ополчении при Заруцком. Так, сподвижник атамана Степан Ташлыков и его отряд в 1140 сабель получили на прокормление Балахну.