Вячеслав Никонов - 1612-й. Как Нижний Новгород Россию спасал

В тот год казалось, что зима никогда не кончится. Сильные морозы держались до конца марта. Москва-река была покрыта толстым ледяным панцирем.

Приближение отрядов ополчения только укрепляло уверенность москвичей в том, что Семибоярщина доживала свои последние дни. Столичный люд деятельно готовил восстание. Незаметно в город доставляли оружие, возвращались стрельцы.

Боярское правительство понимало, что восстание на посаде может вспыхнуть в любую минуту. Был издан указ об изъятии у горожан оружия, который Гонсевский поспешил претворить в жизнь. Нарушителей ждала смертная казнь. На городских заставах обыскивались обозы. Если находили оружие, возницу топили в реке.

17 марта 1611 года было Вербное воскресенье. Патриарха выпустили из заточения для традиционного торжественного шествия на осляти. Под перезвон колоколов Гермоген выехал из ворот Кремля во главе праздничной процессии. Обычно сам царь пешком вел под уздцы осла, на котором восседал Святейший. Вместо отсутствовавшего Владислава осла вел назначенный правительством дворянин. Москвичи поздравляли друг друга, но на улицах их было немного и на лицах не было умиления. В Кремле и Китай-городе конные и пешие роты наемников были приведены в полную боевую готовность, и в городе прошли слухи, что они только ждут повода, чтобы с оружием наброситься на граждан.

В Кремле в тот день обошлось без инцидентов, но в Белом городе начались стычки. Толпа горожан запрудила узкие улочки на Кулишках, куда из городских ворот выехал обоз. Его проезд обеспечивала польская стража, с которой вступили в схватку посадские мужики. Город уже не успокаивался.

19 марта, на второй день Страстной седмицы, Мстиславский, Салтыков и Гонсевский с утра начали готовиться к боевым действиям. Отовсюду свозились орудия и устанавливались на стенах Кремля и Китай-города.

Попытка привлечь извозчиков к работе у Водяных ворот привела к потасовке. Извозчики, как могли, сопротивлялись оглоблями против сабель и мушкетов, но были просто перебиты. В Белом и Земляном городах, в Замоскворечье тысячи москвичей, поддержанные стрельцами, взялись за оружие. После этого в Кремле трубы сыграли атаку. Польские конные роты в боевом порядке бросились в город — колоть и рубить всех, кто попадался под руку. Столкновения пошли по всему городу: на Арбате, на Никитской улице, Тверской, Знаменке, в Чертолье и других местах.

Кавалерия отступила в Китай-город и Кремль, и в борьбу против москвичей вступили отряды пеших наемников во главе с капитаном Яковом Маржеретом. «Солдаты кололи их рапирами, как собак, — радовался Буссов. — …Те (наемники. — В.Н.) вернулись, похожие на мясников: рапиры, руки, одежда были в крови, и весь вид у них был устрашающий». В тот день было убито около семи тысяч москвичей. Семибоярщина после небольшого замешательства и колебаний полностью солидаризировалась с Гонсевским и стала помогать в подавлении «бунта черни».

Сотни видных дворян были в те дни в Москве, но только единицы присоединились к восставшему народу. В первых рядах сражавшихся были князь Дмитрий Пожарский, Иван Бутурлин, Иван Колтовский. Скорее всего, Пожарский прибыл в Москву именно для подготовки восстания.

Московские хоромы Пожарского были на Сретенке, недалеко от Лубянки. Когда в Китай-городе зазвонили в колокола, князь направился в находившуюся поблизости Стрелецкую слободу. Собрав стрельцов и посадских людей, Пожарский возглавил бой с наемниками около Введенской церкви. Пехота и конница поляков атаковали острожец, оборудованный по указанию Пожарского рядом с его особняком. Сам он бился целый день, надеясь продержаться до прихода войск Ляпунова.

В разных концах посада основными узлами сопротивления становились стрелецкие слободы. Около Ильинских ворот стрельцы нашли руководителя в лице Бутурлина, который пресек попытки Гонсевского прорваться в восточные кварталы Белого города и к Яузским воротам. Наемники потерпели поражение и в Белом городе, отступив в Китай-город. Если бы восстание было поддержано атакой ополчения извне, внутри столицы судьба Семибоярщины была бы решена. Но спровоцированное наемниками преждевременное — до подхода ополчения — выступление москвичей поломало все планы. Однако и положение властей было критическим. И они на следующий день решились на чудовищный по бесчеловечности шаг.

«Видя, что исход битвы сомнителен, — доносил Гонсевский королю, — я велел поджечь Замоскворечье и Белый город в нескольких пунктах». Русские летописцы утверждали, что решение поджечь Москву подсказали полякам боярин Салтыков и его коллеги.