Вячеслав Никонов - 1612-й. Как Нижний Новгород Россию спасал

После ухода из Нижнего войска Шереметева на подступах к городу, остававшемуся без военного прикрытия, вновь оживились тушинцы. Центром их сосредоточения вновь стал Арзамас. В Нижнем 12 октября был «всполох от воровских людей». Продолжалось восстание черемисов, подкрепленное волжскими казаками. Произошел бой сменившего Алябьева на нижегородском воеводстве князя Алексея Михайловича Львова с «воровскими казаками и черемисой» у села Ельня.

Только 11 ноября Шереметев подошел к Александровой слободе — навстречу Скопину-Шуйскому. Два войска соединились, чтобы идти на вызволение Москвы от осады тушинского воинства. Как справедливо замечал Исаак Масса, процесс создания объединенного войска «длился так долго, что едва не пришел конец, ибо против всякого чаяния Москва больше года выдерживала осаду, пока эти освободители подходили к ней и соединялись вместе, неприятель тем временем опустошал всю окрестную страну и занял большую часть укрепленных мест».

Соединенные российско-шведские силы были теперь в состоянии разгромить тушинский лагерь — если бы он уцелел до их прихода под Москву. Но он исчез раньше. И не столько из-за угрозы со стороны войск Скопина, Делагарди и Шереметева. Опаснее для Лжедмитрия II оказался поход короля Речи Посполитой.

Сигизмунд III отправил в Тушино гонцов сказать осевшим там полякам, что им приличнее служить своему королю, чем русскому самозванцу. Не все польские тушинцы откликнулись на этот призыв. Как замечал Платонов, «тушинские паны привыкли уже смотреть на Московское государство как на свою законную, кровью освященную добычу, и один слух о походе короля возмутил их».

Но Сапега, осаждавший Троицкий монастырь, и большинство тушинских поляков склонились на сторону короля — хотя бы потому, что он обещал жалованье, которого они давно не видели от Лжедмитрия II.

В лагере самозванца произошел раскол. Его авторитет пал ниже некуда, над ним потешались в глаза и за глаза, особенно влиятельный гетман Ружинский. Самозванец предпочел переместиться в Калугу, за ним последовала и Марина Мнишек. Но теперь в лице Лжедмитрия II Польша обрела открытого врага.

В Калуге возник новый «царский двор», который проявил большую активность — не в последнюю очередь в борьбе именно с поляками. «Дмитрий написал во все города, оставшиеся на его стороне, — подтверждал Конрад Буссов, — чтобы всех поляков, которые были в их местах или придут туда, убивали, а все их имущество доставляли ему в Калугу… Боже милостивый, сколько благородных поляков при этом непредвиденном обороте дела плачевно лишилось жизни, было притащено к реке и брошено на съедение рыбам!»

Но лагерь в Тушине без «царя» и поляков рассыпался. Часть поляков отправилась к Сигизмунду под Смоленск, остальные объединились в никому не подчинявшиеся шайки, грабившие все вокруг. Казаки потянулись за Лжедмитрием. Состоявшие при нем земские русские люди либо тоже уходили в Калугу, либо шли с повинной к Шуйскому.

Но были и такие влиятельные тушинцы, которые увидели выход из Смуты в направлении посольства к королю Сигизмунду, чтобы он дал в цари своего сына 15-летнего Владислава. Переговоры под Смоленском в феврале 1610 года вел боярин Михаил Глебович Салтыков. В составе посольства, замечал Платонов, «не видим ни особенно родовитого боярства (которого и не было у Вора), ни представителей той черни, которая сообщила Тушину разбойничью физиономию. Во главе посольства стоят Салтыковы, князья Масальский и Хворостинин, Плещеев, Вельяминов, т. е. все „добрые дворяне“; в посольстве участвовали дьяки Грамотин и другие; рядом с ними были и люди низкого происхождения: Федор Андронов, Молчанов и т. д., но это не „голытьба“, не гулящие люди». И Смоленский договор с поляками о приглашении сына короля на русский трон тушинцами был подписан.

«Рядом с двумя царями — законным в Москве и „воровским“ в Калуге — появилась, подобно миражу в пустыне, фигура третьего царя — Владислава Жигимонтовича. Действуя от его имени, Сигизмунд щедро жаловал тушинцев русскими землями, не принадлежавшими ему. В смоленском договоре король усматривал верное средство к „ полному овладению московским царством“ », — писал Скрынников.

Тушино пустело, ему грозили и войска Скопина-Шуйского, и Лжедмитрий II из Калуги. Тушинский лагерь окончательно исчез с уходом Ружинского, который на прощанье его сжег. Впрочем, и банда самого Ружинского вскоре распалась, когда он погиб в Волоколамске.