Андрей Банников - Византийская армия (IV — XII вв.)

Нет никаких сомнений, что энтузиазм Никифора II, направленный прежде всего на военные действия на востоке, имел в себе существенный религиозный элемент. Ранее между смертью в битве против христианской Болгарии и против «неверных» арабов не было практически никакой разницы. Никифор Фока и его непосредственный преемник Иоанн Цимисхий прямо заявили, что различие существует, а война с арабами — это война во славу христианства, защита святых мест и уничтожение ислама, что нашло отражение в военных трактатах второй половины X в. Эта декларация касалась не только населения Империи, но и составляла часть послания, адресованного самим мусульманским правителям [1631]. Как сообщают арабские источники, в письме к халифу аль-Мути император Никифор Фока заявил, что вскоре он двинется на Багдад, Иерусалим и Египет и поставит трон Христа в Мекке. А Иоанн Цимисхий в письме к армянскому царю Ашоту объявил своей целью «освобождение Гроба Господня от мусульманского поругания» [1632]. Иными словами, это было фактически объявлением «крестового похода» с намерением превратить византийское наступление в «священную войну». Вместе с тем, эти усилия Никифора угрожали христианскому и специфически византийскому пониманию филантропии. Как мы уже отметили, именно эта характеристика более, чем что-либо другое, определяла политическую и дипломатическую теорию и практику Византии.

Попытка Никифора II прежде всего демонстрирует различие между политическими и теологическими взглядами различных элементов того, что мы условно можем назвать политическим и церковным «истеблишментом», равно как и различие между взглядами «истеблишмента» в целом и представителей простого населения Империи, особенно солдат, которые непосредственно участвовали в военных действиях, и городского и сельского населения, которое испытывало бедствия этих войн. Здесь мы находим очень разную шкалу ценностей. Разумеется, все принимали фундаментальные этические понятия христианства и вместе с ними официально пропагандируемые ценности христианской ромейской империи. Вместе с тем, можно обнаружить значительные различия между Константинополем и провинциями, и особенно между теми группами, которые были непосредственно вовлечены в военные действия и борьбу с врагами Империи, и остальной частью общества. Совершенно ясно, что разрыв между повседневной жизнью пограничных районов и сражающихся армий — с одной стороны, и жизнью Константинополя и центральных провинций — с другой, был весьма значительным. Эти различия довольно редко находят свое выражение в литературной форме, но сам факт их существования не подлежит никакому сомнению [1633].

Трактат о стратегии партизанской войны, написанный в 50 — 60-е гг. X в., показывает, что жизнь на границе существенно отличалась от жизни во внутренних провинциях Империи. Впрочем, стратегия, описанная в этом трактате, уже вышла из употребления, поскольку теперь византийская армия постоянно одерживает победы. Однако автор трактата утверждает, что для будущих поколений было бы полезно изучить методы, которыми действовали прежние военачальники и солдаты, на случай если они когда-либо пригодятся снова. Степень уважения к воинам и их положению в обществе и, к примеру, описание их отношений со сборщиками налогов ясно демонстрируют, что военное дело и военная служба занимают достойное место в глазах автора трактата, равно как и то, что эти взгляды были широко распространены в среде провинциального офицерства, а возможно, и среди самих воинов. Здесь же мы встречаем прагматический подход к проблеме убийства людей. В трудной ситуации, полагает автор, «пленных надо либо убивать, либо пускать впереди своих» — мораль, довольно мало совместимая с понятиями «филантропии» и жалости (Velit. § 11, 4, 19) [1634].

В конце XI в. византийский писатель Кекавмен, сам бывший военный, составил книгу советов, адресованную сыну, в которой описаны жизнь и моральные ценности провинциальных военных и земельных магнатов. Никоим образом не прославляя войну и не представляя войну Византии с ее врагами как нечто из ряда вон выходящее, Кекавмен совершенно уверен, что моральные ценности провинциального военного и солдата (честь, прямота, справедливость) благоприятно контрастируют с сомнительным поведением городских чиновников и бюрократов, а также придворных. «Не стремись быть константинопольским чиновником, ибо нельзя быть одновременно военачальником и клоуном», — предупреждает Кекавмен (Kek., 268, 10–13) [1635]. Его мир — это мир истинной веры, мир действий, которыми Бог управляет через молитвы и Святое Писание, однако в этом мире можно использовать ум и хитрость, для того чтобы получить преимущество над врагами, действительными и мнимыми. Это мир пограничных столкновений, где заранее подготовленные правильные военные столкновения могут не являться нормой, где рекомендуются обманы и засады, а уклонение от сражения в невыгодных условиях не является позором (Kek., 178) [1636].