Игорь Бунич - Пятисотлетняя война в России. Книга вторая

Через пустые глазницы окон валят клубы черного дыма, летят какие-то бумаги, оседая на площадь стаей причудливых птиц, водопадом осыпаются стекла с нижних и верхних этажей.

Снова залп из танковых орудий, совпавший с яростным лаем скорострельных пушек бронетранспортеров…

На ультракоротких волнах все, кто имел включенными ультракоротковолновые диапазоны своих приемников, могли слышать истерические крики бывшего вице-президента страны, а ныне параллельного президента Александра Руцкого. Сидя под массивным столом для совещаний, почти в полной темноте, Руцкой кричал в микрофон: «Помогите! Я вас умоляю! Помогите! Они убивают всех… Женщин и детей… Расстреливают… Я вас умоляю, помогите! Летчики, поднимайте самолеты! Бомбите Кремль! Там банда… Преступная банда! Они убили здесь уже 500 человек! Я умоляю вас!»

Хасбулатов молча сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Накурившись, он был внешне спокоен. Такова воля Аллаха. Он поднял его, ссыльного чеченца, на небывалую высоту в фактически чужой и враждебной стране. Он снова бросает его в бездну.

Взрыв грохнул где-то в соседнем помещении.

Послышались крики. Сначала просто неразличимый вой, а затем вопль: «Носилки! Помогите раненым!» Снова грохот и звучная дробь автоматных очередей.

ШЕЛ ОКТЯБРЬ 1993 ГОДА.

Не прошло еще и двух полных лет демократического развития суверенной России, а в центре Москвы уже били танки.

Где-то в темном кабинете, откуда истерически звал на помощь Руцкой, среди вороха разбросанных по столу бумаг, лежал приказ об аресте и расстреле президента Ельцина, об аресте всех членов его семьи в лучшем духе старых коммунистических традиций.

Сквозь треск помех работающей на прием рации прозвучал знакомый голос:

— Руцкой, сдавайся!

Бывший вице-президент всхлипнул в микрофон:

— А если сдамся, то расстреляете? А? Убьете?

— Там посмотрим, — сказал голос. — Что с таким пидаром и козлом делать? Ты же застрелиться обещал.

— Х… вам! — зло завопил Руцкой. — Не дождетесь, е… вашу мать, чтобы я застрелился. Я еще всю правду расскажу про вас всех!

Вместо ответа из рации неожиданно грянула песня: «Дождливым вечером, вечером, вечером, когда пилотам, прямо скажем, делать нечего…» Слезы текли по щекам Руцкого.

— Виктор, — продолжал он истерически кричать в микрофон, — ты меня слышишь, е… твою мать?! Ты за все мне ответишь, тварь!

— Отвечу, — согласился голос. — Ты выйди, дурак, на балкон. Там 10 дивизий, которых ты ждешь, пришли к тебе присягать. Долго они ждать будут?　Давай, сдавайся. Мы знаем, где ты сидишь. Сейчас из танка тебя приголубим так, что и хоронить будет нечего. Ты понял?

Неожиданно ожил стоявший на полу селектор. Голос Сергея Парфенова, как всегда спокойный, доложил: «„Альфа“ в здании».

Руцкой схватил трубку радиотелефона и, тяжело дыша, стал набирать код из четырех цифр. Никто не отвечал. Снова раздался голос Парфенова: «У них приказ стрелять на поражение, если мы окажем сопротивление. А потом поди разбери, оказывали мы сопротивление или нет».

Наконец, телефон ответил, и Руцкой, захлебываясь, срывающимся голосом закричал:

— Валера, это ты, е… твою мать? Ты что, скрылся? Помоги, погибаем. Что?

— Сдавайся, Саша, — мягким голосом посоветовал председатель Конституционного суда России Валерий Зорькин. — Не получилось на этот раз. Сдавайся.

— Как сдаваться, — орал в трубку Руцкой. — Валера, я только что послал с белым флагом — располосовали людей. Потом подошли и в упор добили. Ведь тот же Ерин дал команду: свидетелей не брать. Они знают, что у нас звукозаписи есть, видеозаписи, начиная со второго числа: кто давал команды, когда давал команды, где стреляли, как убивали людей. Неужели ты не понимаешь, мы — живые свидетели! Они нас живыми не оставят. Я тебя прошу, звони в посольства. Посади человека, пускай звонит в посольства…

— Саша, — все также мягко проворковал Зорькин. — Мне Черномырдин и Ерин гарантировали твою личную безопасность…

— Врет Черномырдин! Врет Ерин! — завизжал Руцкой. — Я тебя умоляю, Валера! Ну, ты понимаешь! Ты же верующий, е… твою мать! На тебе же будет грех!

— Что я могу сделать? — в голосе председателя Конституционного суда появились нотки раздражения. — Начни переговоры…

— Валера, — тяжело дыша, путаясь в словах, кричал Руцкой. — Они бьют из пушек. Из пушек! Если бы ты сейчас увидел, на что сейчас…

— Вы сами не стреляйте, — посоветовал верховный юрист страны.

— Да не стреляем мы! — со злостью заорал Руцкой. — Ты посмотри — тишина. Вот я отнимаю трубку от уха, послушай, — тишина!