Игорь Бунич - Пятисотлетняя война в России. Книга вторая

24 января практически полным составом погиб прибывший в Чечню спецназ ГРУ. По официальной версии, в здание, где находились спецназовцы, попал вражеский снаряд. Однако, многие утверждают, что все было несколько иначе. Отряд, чтобы не выставлять постов, обложил себя минами, а, кроме того, занес в здание около 370 килограммов взрывчатки — так называемого пластита, который запрещено хранить в таких диких количествах. Когда здание взлетело на воздух, в живых остался только командир отряда, вышедший на улицу по нужде. Он был настолько пьян, что не мог вспомнить, сколько его людей осталось в помещении. За два дня раскопок в здании было найдено 46 трупов…

Но даже это не идет ни в какое сравнение с теми большими „прелестями“, которые приносит с собой вход в город озлобленной потерями нищей армии. Участь людей, на своей шкуре переживающих восстановление войсками конституционного порядка терпеть от них грабежи и мародерство. При этом как-то само собой забывается, что Грозный — это русский город, а его население на 80 процентов русское. Грабежи и мародерство достигли такого размаха, что иногда даже складывается впечатление о проведении со всем личным составом „политинформации“, отдающей им город на поток и разграбление в случае его взятия. Солдаты заходят в незнакомые им дома, памятуя о следующей инструкции командования: „В подъезд входить вдвоем — сначала граната, потом ты“. С помощью гранат на этажах выносятся двери, а вместе с ними электроника, телевизоры, видеотехника и другие вещи, представляющие хоть какую-нибудь ценность.

Военная контрразведка, как утверждают ее офицеры, пытается пресечь наиболее вопиющие случаи грабежей и мародерства, но признает: за всеми уследить невозможно. И поэтому, хотя на дверях многих квартир в Грозном висят объявления типа: „Квартира ограблена три раза. Просьба не беспокоить“, в городе ожидают очередной волны бесчинств. Так, собственно, и чувствует себя население, спасаемое Россией уже третий месяц подряд. Такова степень радости от наступающего со всех сторон „конституционного правопорядка“…»

«При Ростовском окружном госпитале развернут „город мертвых“, куда свозят трупы российских военнослужащих, погибших в Чечне. Всего таких палаток на спецтерритории, куда без особого пропуска хода нет, семь. В палатках стоят трехярусные солдатские койки, на которых по нескольку тел на койке сложены трупы. Главная процедура — опознание. Сделать это трудно, а порой — просто невозможно. У одного из мертвых солдат нет рук и половины головы. У другого, с биркой „неопознанный“, не осталось почти ничего. Те немногие куски его тела, что удалось собрать, связаны простыней в узелок. А от третьего, по соседству, сохранилось все, кроме головы. Вместо нее лежит что-то круглое вроде мячика из папье-маше. Все тела — голые, цвет　кожи — иссиня-красный. Обугленные трупы напоминают древние, высохшие до самых костей мумии. Смотреть на такое без ужаса невозможно.

Именно поэтому матерей, приезжающих в Ростовский окружной военный госпиталь на опознание своих сыновей, в палатки с трупами стараются не пускать. В „городок“, огражденный забором с маскировочной сеткой от остальной территории госпиталя, пропуск, конечно, выписывают; но исключительно тем, чьи погибшие сыновья проходят по спискам Ростовского медицинского отряда особого назначения. Поскольку все госпитальные трупы под номерами, служащие „городка“ находят их быстро, и после опознания родными несут на обработку в морг. Следующий этап — запайка в цинковый гроб… Мать, опознавшая своего сына-пехотинца, сгоревшего в БМП, истерически рыдала. Она не могла себе простить, что отпустила, сына на войну. „Надо было ему хоть пальцы отрубить, хоть руку, только бы не взяли служить“, — причитала она…

Кроме „городка“, существуют еще „вагоны“. За железными воротами КПП, у единственной платформы какого-то железнодорожного тупика стоят несколько вагонов-рефрижераторов. Позавчера их было пять, сегодня уже восемь… Весь вагон, кое-где покрытый изнутри инеем, был до отказа набит трупами. Они лежали на таких же, как и в „трупном городке“ трехярусных стеллажах, состоящих из брезентовых носилок, и почему-то были слегка присыпаны землей. Во втором вагоне лежали трупы „похуже“. Если первые были почти целы, то эти, в большинстве, оказались завернуты в простыни, откуда торчали голые, землистого цвета ступни. На　одних брезентовых нарах лежала обугленная грудная клетка. Рядом — обгоревший до черноты труп в неестественной позе…