Игорь Бунич - Пятисотлетняя война в России. Книга третья

Общественное мнение давит на правительства Англии и Франции не связываться с Гитлером — пусть забирает свои Судеты. Продолжая нервировать Гитлера, Сталин, которого ловко оттеснили от участия в европейских делах, снова　предлагает меры «по коллективной безопасности». Но Англия и Франция не хотят связываться с одним бандитом, чтобы остановить другого. Сталин обращается к Чехословакии с предложением ввести на ее территорию Красную Армию. Бенеш и Гаха в ужасе шарахаются от протянутой руки московского диктатора. В итоге после Мюнхена Судеты достаются Гитлеру без единого выстрела. Струсившая Чехословацкая армия, значительно превосходящая вермахт по технической оснащенности и боевой подготовке, под тверждает немецкое мнение о чехах как «о сплошной банде симулянтов».

Гитлер, подобно удачно блефующему игроку, сорвавшему банк без единого козыря на руках, азартно продолжает игру. Видя, как не хотят идти на соглашение страны бывшей Антанты; особенно радуясь, что удалось так ехидно унизить чванливую Англию, навязав ей Мюнхенское соглашение, Гитлер в пылу азарта быстро намечает следующую жертву — Польшу, считая свои руки полностью развязанными. Он ошибается, но ошибается искренне. Англия не собирается прощать ему Мюнхена и совместно с Францией объявляет о гарантиях Польше. Гитлер публично называет гарантии «куском бумаги, который можно использовать разве только в клозете». Англия чувствует на себе иронические взгляды всего мира — Чехословакии тоже были даны гарантии!

В это же время Сталин предлагает свою «помощь» Польше с условием ввода на ее территорию ограниченного контингента частей Красной Армии. «Неблагодарная» Польша отвечает на предложение «искренней помощи» призывом резервистов. Сталин, посасывая трубку, исчезает в клубах табачного дыма.

Между тем Гитлер намечает дату вторжения в Польшу — ориентировочно на 26 августа 1939 года, объявив своим несколько перетрусившим генералам, что возможен только некоторый перенос даты, но не позднее 1 сентября.

12 февраля 1939 года английский Кабинет проводит　секретное совещание. На совещании присутствуют представители английского и французского генеральных штабов. Изучается подробная картина возможностей Германии:

«…Экономика Рейха перенапряжена. Стратегического сырья хватит лишь на несколько месяцев ведения войны. Гитлеровский флот можно пока вообще не принимать во внимание. Позиционная война на континенте за французскими укреплениями линии Мажино и тесная блокада с моря удушат Рейх к январю 1940 года, если Гитлер развяжет войну с Польшей в августе 1939-го».

Кабинет принимает резолюцию: если Гитлер нападает на Польшу, Англия и Франция без колебания объявляют ему войну. Французская армия и экспедиционные силы англичан сдерживают вермахт на суше, не предпринимая — для минимизации жертв — каких-либо активный действий, в то время как английский флот при посильной поддержке французского накидывает на Германию старую добрую удавку морской блокады, из которой нет даже теоретического выхода, кроме капитуляции. Что касается СССР, то Сталин, стоя по колено в крови собственного народа, вряд ли способен при таких обстоятельствах активно вмешаться в европейские дела.

Союзники ошибаются, но как и Гитлер, ошибаются искренне. Они еще плохо знают Сталина. Весь террор затеян им именно для того, чтобы активно вмешаться в европейские дела, чтобы превратить СССР в единый военно-трудовой лагерь, скованный самым надежным, по мнению Сталина цементом — страхом. Мюнхенское соглашение, оттянувшее начало давно ожидаемой Сталиным Европейской войны, вызвало у него прилив бешенства. Но, в отличие от Гитлера, он умеет держать себя в руках.

10 марта 1939 года вождь выступает с отчетным докладом на XVIII съезде партии. Как обычно, он говорит на придуманной еще Лениным «новоречи», где мир — это война, правда — ложь, любовь — ненависть, агрессия — оборона. Как правило, в подобных речах сразу понять невозможно ничего. Но Сталин не может сдержать своего недовольства и разочарования по поводу того, что война в Европе, которую он ждет уже почти 19 лет, так и не началась. Он обрушивается на Англию и Францию, называя их за то, что они не дали вспыхнуть европейскому конфликту, «провокаторами войны». Но, видимо, забыв о ярлыке «провокаторы войны», который он озвучил всего минуту назад, вождь с неожиданной откровенностью начинает клеймить «политику невмешательства» Англии и Франции, прямо заявляя, что такая политика представляет чуть ли не основную угрозу интересам Советского Союза.