Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Вечером 1 марта ВКГД и будущее правительство встретились. «В тот момент мы занимались в основном формированием министерств, — писал Керенский. — Вопрос о верховной исполнительной власти в повестке дня не стоял, ибо большинство Временного комитета Думы все еще считало само собой разумеющимся, что вплоть до достижения совершеннолетия наследником престола Алексеем Великий князь Михаил Александрович будет выполнять функции регента. Однако в ночь с 1 на 2 марта почти единодушно было принято решение, что будущее государственное устройство страны будет определено Учредительным собранием» [59] Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте. С. 144. .

Именно в этом духе был выдержан манифест ВКГК, который гласил: «Временный комитет членов Государственной думы в целях предотвращения анархии и для восстановления общественного спокойствия после низвержения старого государственного строя постановил: организовать впредь до созыва Учредительного собрания, имеющего определить форму правления Российского государства, правительственную власть, образовав для сего Временный общественный Совет министров в составе нижеследующих лиц, доверие к которым страны обеспечено их прошлою общественной и политической деятельностью» [60] ГА РФ. Ф.6. Оп.2. Д.120. Л.1. . В списке значилось 12 фамилий министров. Председатель князь Львов был формально беспартийным. Кадетов оказалось больше всех — Милюков, Некрасов, Мануйлов, Шингарев, Родичев. Октябристов представляли Гучков и Годнев, центр — Владимир Львов, прогрессистов — Коновалов и Терещенко, трудовиков — Керенский.

В ночь на 2 марта члены только что сформированного правительства встречались с представителями Совета. Около часа ночи представители Исполкома Совета — Чхеидзе, Стеклов, Суханов, Скобелев — явились во Временный комитет Госдумы. Никаких полномочий от Исполкома у них не было. Именно с этими незнакомыми (за исключением Чхеидзе) людьми члены Временного комитета и только что сформированного правительства должны были вести переговоры о «кондициях», позволявших функционировать новой власти. В приемной к советским представителям присоединился Керенский.

Стеклов встал с торжественным видом, держа в руке листок бумаги, и зачитал выстраданные в Совете 8 принципов организации власти. Там не было того, чего больше всего опасались «буржуазные» политики, — вопросов о мире и землевладении. Но тем не менее весьма примечательно, что люди, так долго добивавшиеся власти для себя как для квалифицированнейших лидеров страны, почти моментально согласились реализовывать весьма примитивную социалистическую программу, многие пункты которой были убийственны для страны.

Когда Стеклов закончил, на лице Милюкова можно было прочесть что-то вроде облегчения. «Для левой части (Прогрессивного. — В.Н.) блока большая часть условий была вполне приемлема, так как они входили в ее собственную программу» [61] Милюков П. Н. Воспоминания. Т. 2. С. 262. , — напишет Милюков. Тем не менее разногласия, споры затянулись почти до четырех утра. Когда текст был согласован, Милюков повернулся к советским представителям:

— Это ваши требования, обращенные к нам. Но мы имеем к вам свои требования. Суть эти требований состоял в том, «чтобы и делегаты Совета… осудили уже обнаружившееся тогда враждебное отношение солдат к офицерству и все виды саботажа революции, вроде незаконных обысков в частных квартирах, грабежа имущества и т. д., и чтобы это осуждение было изложено в декларации Совета вместе с обещанием поддержки правительству в восстановлении порядка и в проведении начал нового строя. Оба заявления — правительства и Совета — должны были быть напечатаны рядом, второе после первого, чтобы тем рельефнее подчеркнуть их взаимную связь» [62] Милюков П. Н. История второй русской революции. С. 46. . Советские деятели согласились.

Последним обсуждался вопрос о составе Временного правительства. Представители Совета доложили постановление своего Исполкома, дававшего фактический карт-бланш в этом вопросе цензовым элементам. «Нам сообщили намеченный личный состав, — не упоминая, между прочим, о Керенском, — припоминал Суханов. — Мы помянули не добром Гучкова, поставив на вид, что он может послужить источником осложнений. В ответ нам сообщили, что он, при своих организаторских талантах и обширнейших связях в армии, совершенно незаменим в настоящих условиях… Удивлялись насчет Терещенки» [63] Суханов Н. Записки о революции. Кн. 1. С. 213. .