Павел Полян - Жизнь и смерть в аушвицком аду

И знаешь почему? Потому что они не доверяли соседям, которые предали бы их при первой возможности. Не было никого, кто бы мог оказать серьезную помощь, а в решительные моменты — взять на себя ответственность за восстание, за борьбу. Страх попасть прямо в руки врага ослаблял волю к борьбе и лишал евреев мужества».

Как же вышел из положения польский цензор?

Весьма элегантно — с помощью купюры и следующей сноски:

«В первой части рукописи автор описывает переселение из гетто в Колбасинском лагере и панический настрой евреев, погруженных в вагоны, везущих их в концлагерь Аушвиц».

И все! Даже знак купюры проставлен! [468]Кто же возразит против целенаправленного и концентрированного внимания на главном — на том, что происходило с евреями именно в Аушвице?!..

Однако применительно к Лангфусу и Левенталю, так же описывающим в начале своих текстов жизнь в своих гетто и атмосферу транспортировки в Аушвиц, аналогичной «редактуры» почему-то не применено.

Два фрагмента отцензурировано у Левенталя. Оба — «антипольские».

Первый: «Полный […] сам и […] лучше умереть […] который […] смерть […] это рисковать […] так говорит каждый, но поляки […] или можно […] для тех снаружи, но мы […] достаточно позволили использовать себя […] популярность […] выбираться из тёмного ада и поэтому отплатить полным антисемитизмом, который мы чувствовали на каждом шагу. Вот, например, с ними уже ушли многие десятки людей и только ни один не хотел взять с собой еврея! […] время […] со многими людьми […] глупыми надуманными отговорками […] а мы, евреи, идём и погибаем, от нас от […] ни один из нас […]».

И второй: «История Ойшвица, Биркенау как рабочего лагеря вообще, и как места уничтожения миллионов людей, в частности, я думаю, будет очень мало передана миру. Немного через штатских людей, и я думаю, что мир уже знает сейчас об этих ужасах. Остальные, может быть, кто ещё из поляков останется в живых благодаря какой бы то ни было случайности, или из лагерной элиты, которые занимают лучшие плацувки и ответственные […] может быть, благодаря им, в любом случае ответственность уже не так велика. По сравнению с процессом уничтожения в Биркенау поляков как и евреев […] те, которые уже находились в лагере […] видели, как все они погибли планомерно, сотни тысяч по приказу […] исполнение […] собственными братьями, арестантами […] были предупреждены на работе капо и бригадирами теперь […] которые […] живут […]»

Точкой отсчета «израильского» эдиционного этапа стал 1977 и 1978 гг., когда — практически одновременно — на идише вышли книга З. Градовского, подготовленная Х. Волнерманом, и книга Б. Марка «Свитки Аушвица» — как на идише, так и на иврите. Этот этап также породил волну переводов, причем перевод на иврит вышел в том же 1978 году; в 1982 году последовало французское издание, в 1985 — английское и в 1997 — испанское.

Отметим выход в 1982 и 1991 гг. публикаций записок М. Наджари и его воспоминаний на греческом языке.

Важную роль сыграло и переиздание в 1996 году сборной книги текстов «зондеркоммандовцев» на немецком языке. В 1999 году оно было переведено с немецкого на итальянский, выпустив еще один росток распространения текстов, испорченных польской цензурой в 1960-е гг.

Индивидуальные («авторские») книги выходили между тем у одного Градовского. Начиная с 1977 года вышло уже восемь таких книг: в 1988 году — издание его «Записок» на иврите, в 2001 — весь его корпус на французском, в 2002 — на итальянском, в 2008 — на голландском, в 2010–2011 — на русском и в 2012 — снова на иврите [469]. Переводчик на иврит — Авихай Цур — заново перевел всю рукопись «В сердцевине ада» с идишского оригинала, при этом обнаружилось, что во всех предыдущих изданиях, сделанных с оригинала, — и в ивритском издании 1978 года, и в российских изданиях 2013 и 2015 гг. — выпущен небольшой фрагмент — заключительная главка «В раздевалке». [470]

Русский же язык оказался последним, на который стали переводить тексты Градовского и других членов «зондеркоммандо». Но и первым, перевод на который сознательно осуществлялся заново и, по возможности, с оригиналов!

Первые публикации Градовского на русском языке (и поначалу только «Письмо потомкам»!) состоялись в январе — марте 2005 года, в связи с 50-летием освобождения Освенцима. До этого ни одной строчки на русском языке не появлялось [471], да и само имя Градовского в то время оставалось практически неизвестным даже лучшим специалистам.

Впрочем, Михаил Забочень, автор едва ли не первой русскоязычной публикации об Аушвице («Антифашистское подполье Освенцима»), вышедшей в марте 1965 года, все же упоминает Градовского. Но для него это имя одного из геройски погибших руководителей восстания, но вовсе не имя автора записок, столь существенных в контексте и его темы и уже анонсированных в 1962 году к изданию в братской Польше [472].