Возможность оглядеться была, разумеется, и у самих членов «зондеркоммандо», а вот уверенности в завтрашнем и даже сегодняшнем дне у них не было совершенно. Не было у них и «обремененности семьями», а после столь гладкого — без сучка и задоринки — уничтожения семейного лагеря, чему они были как минимум свидетелями, среди них сложилось и все более крепло ощущение, что им уже не на кого полагаться — только на самих себя. Все это и делало их группой, максимально заинтересованной в восстании, — и чем раньше, тем лучше [279].
Непременной частью их планов было уничтожение самого узкого звена аушвицкого конвейера смерти — крематориев, пусть и ценой собственной гибели [280]. Похоже, что «зондеркоммандо» вообще были единственной в мире силой, вознамерившейся вывести из строя хотя бы часть инфраструктуры Холокоста. Никому из союзников с их воздушными армадами это, кажется, и в голову не приходило! [281]
Независимо от исхода восстания сама подготовка к нему примиряла члена «зондеркоммандо» с ужасом происходящего. Более того, она возвращала его в рамки нормальности и нравственности, давая шанс искупить вину и оправдаться за все ужасное, что на их совести. И тут неудачи решительно не могло быть — удачей был бы уже шанс умереть по-человечески, а может быть и героически, — умереть в борьбе, умереть людьми!..
В этом смысле восстание членов «зондеркоммандо» в Биркенау сродни обоим Варшавским восстаниям: шансов на победу никаких, но боевой и моральный дух и самоуважение во всем лагере они подняли исключительно!
Но это шло решительно вразрез со стратегией (она же тактика) польского руководства «Боевой группы Аушвиц»: никаких резких движений, выжить любой ценой, поелику возможно информировать внешний мир и лишь тогда поднимать восстание, когда будет ясно, что СС твердо хочет всех уничтожить, или когда Красная Армия постучится в ворота.
Как известно, никакого восстания, разработанного подпольем основного лагеря, так и не состоялось. Приводимое Баумом описание его плана настолько мутное, что впору усомниться как минимум в значительной роли самого Баума в его разработке. Весь пар уходил в хитроумную организацию неудавшихся экстравагантных побегов, разбивавшихся о банальные предательство, невезенье и превентивную эвакуацию немцами на запад лиц, показавшихся им подозрительными [282].
Удивительно, но Баум при этом не постеснялся, с одной стороны, упрекать «зондеркоммандо» в бездействии, когда они не поддерживали обреченных, вдруг догадавшихся у дверей газовни о предстоящей ликвидации и начинавших спонтанно бунтовать и не повиноваться, а с другой — поделиться тем, как он удерживал членов «зондеркоммандо» от выступления и предупреждал прочих узников Биркенау о неразумности присоединения к восстанию «зондеркоммандо», если таковое случится [283]. В то же время четырех героических евреек, с риском для жизни добывших и доставивших в крематории порох для гранат и принявших, когда это раскрылось, героическую смерть на виселице, Баум причисляет к «своей» организации, упомянув «зондеркоммандо» лишь мельком и сквозь зубы [284].
Исчерпывающим выражением уверенности в том, что немцы позаботятся, чтобы ни один еврей не вышел из концлагеря живым, а оставшиеся в живых поляки не расскажут правду о погибших, является следующий пассаж из Залмана Левенталя:
«История Аушвица-Биркенау как рабочего лагеря в целом и как лагеря уничтожения миллионов людей в особенности будет, полагаю, представлена миру недостаточно хорошо. Часть сообщений поступит от гражданских лиц. Между прочим, я думаю, что мир и сегодня уже кое-что об этом знает. А остальное расскажут, вероятно, те поляки, что по воле случая останутся в живых или же представители лагерной элиты, которые занимают лучшие места и самые ответственные должности, или же, в конце концов, и те, чья ответственность не была столь большой…» [285]
Давая евреям обещания, которые и не собирались выполнять, поляки добивались и поначалу добились только одного — максимальной отсрочки восстания.
Тем не менее однажды оба центра сумели договориться, причем поляки запросили за помощь восстанию большие деньги [286]. Согласовали и общий срок выступления — одна из пятниц в середине июня 1944 года, скорее всего — 16 июня. Судя по всему, переговорщиками — через курьеров — были Циранкевич и Бургер с польской стороны, и капо Каминский — с еврейской [287].
Но буквально в последнюю минуту и в одностороннем порядке польская сторона перенесла срок. Возможно, это было связано с посещением Аушвица в этот самый день обергруппенфюрером СС О. Полем или с транзитом через лагерь неких боевых частей. Но интересно, что в эти же дни — в 20-х числах июня — польское подполье в очередной раз готовило побег Циранкевича из лагеря. Попытка не удалась, мало того — она стоила жизни трем юным подпольщикам, готовившим этот побег с воли [288].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу