Павел Полян - Жизнь и смерть в аушвицком аду

По правде говоря, наши ребята просто слезами заливались, зная, что события нельзя откладывать, если нет, то уже не пойдёт, как хотели. Со временем снова пришли наши союзники из лагеря и попросили дальше поддерживать с ними контакт, заверяя нас, что очень скоро они решатся пойти вместе с нами. Мы дали им себя уговорить. Особенно внешнее политическое положение, которое улучшалось изо дня в день, вынуждало нас ждать, поджидать, рассчитывая тем самым уже не столько на шанс нашего спасения, которое мы никогда даже не пытались себе вообразить, сколько просто на ещё большую вероятность успеха акции.

А что до евреев, которых мы сжигаем за это время, нас лагерь уговорил, что они так или иначе будут сожжены: если не нами, то другими. Но мы каждый день негодовали и хотели уже ускорить событие. Это длилось так долго, пока за это время не были сожжены пол-миллиона венгерских евреев, а у них в лагере всё ещё есть время, просто потому, что их это пока не касается, и всё ещё слишком рано. Чем позже, тем больше шансов.

Со временем план наш действительно расширился благодаря участию всего лагеря и особенно соседнего лагеря в Ойшвице. К нашему плану было добавлено то, что наработала команда из поляков, русских, евреев при разборке старых самолётов [964]и к тому же разных складов амуниции [965], что они должны напасть на их месте на склады и раздать оружие команде, и вся команда пойдёт в бой с СС-овцами в лагере. И немного должно перепасть баракам […] военных [966]для поджога. Но и они, к сожалению, в последнюю минуту поставили условие подождать ещё немного. Мы скрежетали зубами и молчали.

Так как мы раньше предусмотрели планы совершить […] акцию своими руками, в частности, также план совершить акцию поздно ночью и попробовать сразу побежать в поле, попытаться так спастись, что ещё было как-то похоже [967]на реальность […] Общая акция нас очень останавливала, просто потому, что не могли подключить к акции обе команды, то есть крематориев II–III и команду крематориев IV–V. И прежде, чем одна команда из нас сделает это и тем предаст остальных, другие командо, мы решили, лучше подождать и сделать общую акцию с теми же шансами для нас обеих, то есть команд обоих крематориев, так мы были преданы и связаны […].

Настал день, когда наше положение начало становиться серьёзнее из-за того, что вся наша командо перешла жить в крематории IV–V [968], где нечего было делать, так что было предусмотрено, что скоро, в ближайшие дни придут и заберут группу людей из нас. И вот именно так и случилось. Забрали 2 сотни и убили их и сожгли. [969]

Вскоре после этого снова поднялся порыв покончить с игрой, потому что просто от большого волнения и досады и к тому же акция ещё не была закончена.

Так как мы понимали, что скоро он [970]снова попытается ещё уменьшить команду, ведь будапештских евреев он уже сюда не привезёт. К тому же уже открыто говорят, что он приступил к ликвидации лагеря тем, что он ежедневно увозит транспорты евреев по железной дороге недалеко отсюда, где у нас у всех есть проверенные доказательства того, что они уничтожаются, даже одежда их возвращается […] И к тому же он привозит сюда, к нам в крематорий, ежедневно здоровых свежих молодых людей, уже совсем без селекции, как раньше делалось, а просто блок за блоком. Настолько систематически и планомерно, что видишь точно, что дело идёт к концу всей ликвидации.

И к тому же он ещё попытается уменьшить нас в командо, что ему уже наверняка не удастся, потому что он попадет на таких, которые обо всём знают и предназначены для этой работы. Просто уже давно готовы к событию, так что это ему точно не удастся, и мы это точно знали. После нашего сильного давления на лагерь, когда мы днём и ночью стучали им по голове и доказывали, что ожиданием они дождутся всего лишь своего череда [971], своей очереди попасть в Бункер [972], и больше ничего, они снова, в конце концов, согласились и определили срок общей акции, — сообща, вместе.

Мы снова всё подготовили, но уже осторожнее, чем прежде [973], потому что после первого раза мы страдали послеродовыми болями от доноса нашего польского капо по имени Митек [974], который донёс на нашего еврейского капо [975], и его по этому самому обвинению действительно забрали и застрелили. В этот раз мы уже хотели быть осторожнее.

Уже определив срок, мы узнали от наших союзников-евреев, которые представляли общую массу лагеря, которые состояли в постоянном контакте с русскими и поляками лагеря, что определение русскими срока было самостоятельное, недостаточно просчитанное, не подготовленное соответственным образом, а просто по их старой уже нам знакомой системе: не задумываться слишком, просто-напросто сделать — и готово, просчитано-непросчитано, есть шансы, нет шансов, сделать — и готово. Удастся ли что-то, или нет, это уже для них слишком надо задумываться, это […] просчитают, что нужно подготовить […], что все, кого представляем мы […] Из-за этого должны быть специалистами в этом деле, должны иметь право знать […] можно ли будет что-то сделать, что-то выполнить.