Павел Полян - Жизнь и смерть в аушвицком аду

В такие минуты я рвался туда, к тому берегу, туда, где молились в миньене набожные евреи, — там черпал я силы — и бежал к своим нарам. И только тогда мое застывшее от внутреннего холода сердце таяло — и я мог почувствовать приход Субботы. Бурные волны отрывали меня от прошлого и прибивали к берегу настоящего — и сердце болело, из глаз текли слезы. Я был счастлив, что встречаю Субботу, рыдая. Давно уже мечтал я увидеть моих близких такими, какими они были в давние счастливые времена: мать — милой и любимой, отца — в праздничном настроении, сестер и братьев — счастливыми, жену — радостной, поющей… Я хотел снова окунуться в мир беззаботного субботнего счастья и оплакать тех, кто уже не встретит со мной ни одну субботу, — моих дорогих и близких, которых уже нет на свете, — и скорбеть, скорбеть о моем несчастье, которое я только сейчас смог почувствовать и осознать.

Я тоскую по моим братьям, по недавно ушедшим товарищам по несчастью — не только потому, что это мои братья, но и потому, что моя жизнь в преисподней неразрывно связана с ними. Я смотрю в тот угол барака, где они молились, — мертвенным запустением веет оттуда. Никого из них больше нет в живых — и вместе со смертью сюда пришла страшная тишина. Только тоска и скорбь остаются мне.

Мы скорбим об ушедших братьях, потому что это наши братья — и потому, что теперь нам не хватает света, тепла, веры и надежды, которыми они наделяли нас.

Их смерть лишила нас последнего утешения.

Там, внизу, на проклятой земле, их разделили. Варвары оторвали их друг от друга.

Там, на земле, они были узниками, сидели в бараках разлученные — и одно сердце исходило кровью от тоски по другому.

Там, внизу, они пошли на смерть поодиночке: муж — отдельно, жена — отдельно, отец, мать, сестра, брат…

Там, внизу, их тащат в бункеры по отдельности: сюда — женщин, туда — мужчин. К подъемникам их тащат, разделив и разлучив.

Там, внизу, в аду, их бросают в жуткие огненные пасти раздельно. Жена с ребенком сожжены в крематории № 2, а муж — в крематории № 3.

Там, внизу, из глубины, из двух огромных печей вырываются языки пламени и черные столбы дыма.

Там, внизу, с дымом из одной печи улетают несколько жизней: жены, ребенка, матери, сестры, подруги. А из другой, напротив, в столбе дыма устремляются к небесам жизни тех, кто был от них отделен: мужа, отца, брата, друга.

Там, внизу, они были разделены, растащены, разорваны — но здесь, наверху, они устремляются к облакам вместе. Муж, жена и ребенок — воссоединились. Разделенные семьи теперь летят в небесах вместе — и, соединившись, исчезают в вечности.

Там, внизу, где еще крепка власть варваров, тысячи людей сживают со свету. Теперь эти жизни летят ввысь, в небеса, к своим братьям и сестрам, к миллионам тех, кто погиб вчера.

Там, наверху, небеса заволакивает, и сияющие звезды тускнеют. Черная туча, как траурное покрывало, возносится к Луне. Это жертвы хотят облачить Луну в траурную одежду.

Там, наверху, Луне хочется исчезнуть. Она хочет не облачаться в траур, — а куда-нибудь скрыться. Но черная туча гонится за ней, настигает ее — и окутывает ее.

Там, наверху, из глубокой черноты слышатся голоса миллионов плачущих и стенающих. Это говорят замученные дети, миллионы невинных, сожженных на земле.

Мы будем тебя преследовать вечно! Ты не будешь сиять земному миру, пока отмщение за нашу кровь не достигнет нас здесь, в вышине.

Я написал это, находясь в зондеркоммандо. Я прибыл из Колбасинского лагеря, около Гродно.

Я хотел оставить это, как и многие другие записки, на память для будущего мирного мира, чтобы он знал, что здесь происходило. Я закопал это в яму с пеплом, как в самое надежное место, где, наверное, будут вести раскопки, чтобы найти следы миллионов погибших. Но в последнее время они начали заметать следы — и где только был нагроможден пепел, они распорядились, чтобы его мелко размололи, вывезли к Висле и пустили по течению.

Много ям мы выкопали. И теперь две такие открытые ямы находятся на территории крематориев II–III.

Несколько ям еще полны пеплом. Они это забыли или сами затаили перед высшим начальством, так как распоряжение было — все следы замести как можно скорее, и, не выполнив приказа, они это скрыли.

Таким образом, есть еще две большие ямы пепла у крематориев II–III. А много пепла сотен тысяч евреев, русских, поляков засыпано и запахано на территории крематориев.