Весною Военный Министр Чернышев прибыл на Кавказ по особому Высочайшему поручению, оставя управление военного министерства дежурному генералу графу Клейнмихелю.
Раз ночью прибыл к Корпусному Командиру курьер от Граббе. Головин меня потребовал, дал прочесть донесение Граббе, в котором извещалось, что не имея ни провианта, ни сухарей, он не в состоянии исполнить Высочайше утвержденный проект экспедиции, посему находит вынужденным войска, предназначенные для похода, расположить по внутренним нашим селениям, для получения продовольствия, о чем, вместе с сим курьером, он доносил в Анапу князю Чернышеву и в Петербург графу Клейнмихелю.
Головин дал мне предписание, с неопределенными, самыми широкими полномочиями, дабы непременно, немедленно доставить провиант и сухари в полном количестве для предстоящего похода Граббе, и ту же ночь отправил меня на Кавказскую Линию.
На Линии я застал что целый месяц провиант совершенно без надобности перевозился взад и вперед по магазейнам так, что оказывалось суммы израсходованные на эти передвижения, только питали жадное лихоимство Начальника Штаба Траскина и неизвестно <���было>, где именно находится сам провиант.
Несмотря на эту путаницу, я быстро его разыскал и в силу данных мне полномочий заключил подряды на перевозку его спешно, к месту сбора войск, где устроил земляные печи для обращения муки в хлебы, а последние в сухари, вытребованными двумя батальонами и так как источил все прочий провиантские магазейны на Тереке, то помчался в Астрахань, для ускорения перевозки провианта в источенные магазейны, которые постоянно пополнялись провиантом, доставляемым Волгою, через астраханский царевский магазейн Кавказского ведения.
Из Астрахани я прибыл в место сбора отряда, где представился Граббе и вручил ему донесение, в котором подробно описал, что имеется на месте сбора продовольствие для всего отряда на шесть месяцев.
Утром дня, в который я прибыл, выехал из отряда князь Чернышев, приказавший с курьером ему донести, если получат какие-либо сведения от меня поэтому ему отослали подлинный мой отчет.
Когда я откланивался Граббе, он, грустен до истомы, сказал мне: «Вы удивительно как распорядились, это просто невероятно, непостижимо, но меня окончательно погубили!».
Действительно, Граббе уже не имел возможности откладывать своего выступления с отрядом! Он это и исполнил, но несколько дней спустя вернулся из Ичкерийских дебрей страшно, как ни бывало на Кавказе, разбитый наголову, с огромными потерями.
Настал конец особого благоволения Императора Николая к Граббе.
Император Александр Николаевич очаровывался даром слова Граббе, и он опять удостоился царского благоволения.
Полководцем Граббе никогда не мог быть, а кроме в России, где не личные достоинства, а совершенно иные частные влияния возвышают людей.
Во-первых, Граббе, в своих соображениях о военных действиях, не имел и призрака усмотрительности, осторожности и, постоянно соображался своими фантазиями, которые постоянно рассчитывал, что они осуществятся, и это почти никогда не случалось.
Во-вторых, в неудачах Граббе совершенно терялся и продолжительное время оставался окончательно неспособен к какому-либо соображению. Например: по взятии укрепления Ахульго, стоившего нашим геройским Кавказским войскам столько потерь и столь долго длившейся осады, потому, что Граббе вел дело напролом, и только под конец, когда прибегли к хитрости и внушениям, удачно окончилось рагромом твердыни, предпринято было занять и наказать пребольшого, богатого и привлиятельного в горах аул Чиркей. Несмотря на все предостережения о каких-то темных заговоров жителей, отряд выступил утром из Темир-Хан-Шуры и шел безо всякой предосторожности как бы мог следовать в наших пределах.
На привале явился преданный мне чиркеевец Биакай с известием, что чиркеевские заговорщики условились допустить наш отряд до ворот своей каменной высокой и толстой стены и тут напасть на нас со всех сторон.
Чиркей состоял из узких улиц, пролегающих между высокими каменными оградами дворов, в которых стояли каменные двухэтажные дома. К аулу вела узкая извилистая дорога, более версты протяжения, с обеих сторон окаймленная валяжными каменными высокими стенами, составляющими ограды роскошных черкесских фруктовых садов и виноградников. Эта дорога оканчивалась мостом через бешеный пенистый поток Сулака Граббе на бурке уселся над мостом и приказал авангарду двинуться с песельниками. Ширванский полк с песельниками впереди запел: «Унеси ты наше горе, быстро реченька бежит!» и скрылись в дефилей дороги.
Читать дальше