Сергей Куличкин - Ватутин

— Вот сделаю роту отличной, тогда погуляем, — отшучивался Николай.

— Ну да, погуляем. Потом батальон будешь делать отличным, полк...

— Стоп, стоп! — остановил жену Ватутин. — Ты меня так скоро в комдивы произведешь.

— Ничего, такие, как ты, дослуживаются, — сама не ведая, насколько права, говорила Татьяна.

Надо сказать, что в это время боевая учеба в полку была весьма эффективной. Сказывались первые результаты военной реформы, закрепленные первым общесоюзным законом о военной службе, принятым ВЦИК и СНК СССР. В январе 1925 года М.В. Фрунзе назначается наркомом по военным и морским делам, председателем Реввоенсовета СССР. Фрунзе пользовался в армии особой любовью и уважением не только как старый революционер и прославленный полководец, но и как обаятельный человек. К сожалению, его пребывание на этом посту оказалось непродолжительным. Уже 31 октября того же года после операции по поводу застарелой язвы желудка Фрунзе умер при весьма загадочных обстоятельствах. Но дело, начатое им, продолжало жить.

За год с небольшим Ватутин вывел свое подразделение в передовые. По итогам боевой и политической подготовки рота была признана лучшей в полку, а ее командир получил право на поступление в военную академию РККА, незадолго до этого названную именем Михаила Васильевича Фрунзе.

Татьяна только глубоко вздохнула, услышав весть о скором переезде.

— Сколько же можно учиться? Ведь грамотней тебя в полку никого нет, — тихо сказала она.

— Как ты можешь такое говорить? Я сам чувствую, что мне не хватает знаний. Академия — мечта каждого военного. Неужели не понятно?

— Да не кипятись ты! Конечно понятно, это я так, по-бабьи...

В аттестации Ватутина для поступления в академию было написано: «Сила воли развита в высшей степени. Энергичный. Авторитетный. Служит примером для комсостава полка. Здоров. Вынослив. В обстановке разбирается хорошо. Оценивает правильно. Твердо знает свое дело. К себе и подчиненным требователен. Хороший стрелок. Методист стрелкового дела. Любит военную службу».

Любой командир мог гордиться такой аттестацией, но Николай Федорович понимал, что в академию отбирают лучших из лучших и готовиться к поступлению следует самым серьезным образом. Вступительные экзамены предстояли сложные. Политическая подготовка, тактика, оружие и боевая техника, военная история с древнейших времен и до наших дней, уставы — вот далеко не полный перечень дисциплин, которые следовало повторить. А времени оставалось мало. На два дня в неделю освобождался Ватутин от служебных обязанностей, но разве может командир отличной роты не зайти в свое подразделение? Зашел на минутку — и остался. Вот и приходилось Николаю Федоровичу вспомнить свои детские ночные бдения в Валуйках да бессонные ночи в Киевской военной школе.

Видя мучения мужа, Татьяна предложила сменить квартиру на большую и переехать в Чугуев, поближе к месту службы. Николай Федорович отказывался, считая это излишней роскошью.

— Это же только на время твоей подготовки, — убеждала Татьяна мужа. — А когда уедешь на экзамены, я снова перееду в Малиновку.

— Ладно, переезжаем, — согласился Ватутин.

Москва Ватутина ошеломила многолюдьем. Несмолкаемым гулом тысяч голосов. Пока с Киевского вокзала добирался до небольшого здания академии на Кропоткинской улице, дважды пришлось отбиваться от назойливых цыганок и нахальных торговцев папиросами. Доложив о прибытии и получив койку в общежитии недалеко от величественного храма Христа Спасителя, Николай Федорович сразу засел за учебники.

Экзамены продолжались почти месяц, и все свое время Ватутин делил между академией и общежитием. В окно комнаты были видны толпы верующих, направлявшихся в храм. Белоснежный, с золотыми куполами храм малиновым перезвоном колоколов отвлекал от учебы, и Николай Федорович в раздражении затыкал уши ватой. Ему ли, красному командиру, отвлекаться на церковные перезвоны, когда по всей стране идет борьба с «религиозным дурманом». Иногда Ватутин уходил в облюбованный им парк на Девичьем поле, спускался тенистыми аллеями к Москве-реке, до позднего вечера любовался замечательными видами Подмосковья, тихим разливом реки, зеленью Воробьевых гор. Нередко рядом заливалась гармоника, звенела гитара и проникновенный голос выводил: