Луи-Адольф Тьер - История Французской революции. Том 2 [litres]

Зато в Бордо восстание продолжалось с неослабной энергией. Депутаты Трельяр и Матье с самого приезда попали под строгий надзор; шла даже речь о том, чтобы арестовать их в качестве заложников; однако до этой крайности не дошло, их только потребовали в народную комиссию, где буржуа, смотревшие на них как на маратистов, приняли их довольно недружелюбно. Депутатов расспросили обо всем, что происходило в Париже, и комиссия, выслушав их, объявила, что Конвент 2 июня не был свободен, что он не свободен и теперь, они же – посланные собрания, не имеющего легального характера, а следовательно, могут потрудиться выехать из департамента. Их довезли до границы и тотчас вслед за тем в Бордо приняли те же меры, что и в Кане: стали готовить припасы и оружие, деньги из общественных сумм и войска. Всё это происходило в последних числах июня и первых числах июля.

Матье и Трельяр нашли меньшее сопротивление и большее расположение в департаментах Дордонь, Виенна и Ло и Гаронна; там им удалось несколько успокоить умы своими примирительными речами, предотвратить принятие решительных враждебных мер и выиграть время в интересах Конвента. Но в более высоко расположенных департаментах – в горах Верхней Луары и на склонах их, в департаментах Геро, Гар, наконец, вдоль берегов всей Роны – восстание было общим; Гар и Геро послали свои отряды к Пон-Сент-Эспри, чтобы занять переправу через Рону и соединиться с марсельцами, которые должны были подняться вверх по реке. Дело в том, что марсельцы не захотели покориться декретам Конвента, а сохранили учрежденный ими суд, не выпустили захваченных патриотов и даже приступили к казням. Они составили армию в шесть тысяч человек, которая пошла из Экса на Авиньон и должна была, соединившись с лангендокцами, собранными у Пон-Сент-Эспри, подняться вдоль берегов Роны, Изера и Дрома и объединиться с лионцами и монтаньярами департаментов Юра и Эна. В Гренобле власти боролись против Дюбуа-Кран-се и даже грозили ему арестом. Не решаясь еще собирать войска, этот город послал депутатов побрататься с Лионом. Дюбуа-Крансе со своей расстроенной Альпийской армией находился среди почти бунтовавшего города, где ему ежедневно твердили, что юг может обойтись без севера. Ему надо было оберегать Савойю, где иллюзии, сначала навеянные свободой и владычеством Франции, уже рассеивались и жители жаловались на набор, на ассигнации, ничего не понимая в этой революции, столь бурной и столь отличной от того, что они прежде воображали. Кроме того, сбоку у Дюбуа была Швейцария с эмигрантами, а с тыла – Лион, который перехватывал его переписку с Комитетом общественной безопасности.

Лионцы приняли Робера Ленде, но в его присутствии принесли федералистскую присягу, провозгласили единство и нераздельность Республики, ненависть к анархистам и цельность национального представительства. Они не только не отправили в Париж арестованных патриотов, но и начали против них судебную процедуру. Новая власть, составленная из депутатов общин и членов различных правлений, была учреждена под названием Народная республиканская комиссия общественного блага департамента Рона. Это собрание постановило сформировать департаментское войско для соединения с братьями из других департаментов, оно уже было совсем готово; кроме того, решили собрать субсидию и ожидали только сигнала, чтобы двинуться. Как только в Юре стало известно, что депутаты из Труа, присланные для восстановления покорности Конвенту, собрали полторы тысячи человек линейного войска, более четырнадцати тысяч монтаньяров сразу вооружились, собираясь окружить эти войска.

Если мы вникнем в положение Франции в первых числах июля 93 года, то увидим, что одна колонна, двинувшись из Бретани и Нормандии и дойдя до Эврё, стояла всего в нескольких лье от Парижа; другая шла на столицу из Бордо, причем могла увлечь за собой все департаменты бассейна Луары, еще колебавшиеся; что шесть тысяч марсельцев, ожидавших лангедокцев у Пон-Сент-Эспри, уже занятого восьмьюстами нимцами, могли мигом соединиться в Лионе с федератами Гренобля, Эна и Юры, чтобы ринуться на Париж. В ожидании этого общего единения федералисты выгребали из касс все деньги, перехватывали припасы, посылаемые армиям, и снова пускали в оборот ассигнации, изъятые с помощью продаж национальных имуществ. Замечательное обстоятельство, вполне характеризующее дух партий, заключалось в том, что каждая высказывала другой те же упреки и приписывала ту же цель. Партия Парижа и Горы обвиняла федералистов в стремлении погубить Республику, разъединяя ее, и в сговоре с англичанами. Партия же департаментов и федералистов обвиняла Гору в намерении привести к контрреволюции путем анархии и говорила, что Марат, Робеспьер и Дантон продались Англии. Таким всегда бывает плачевное ослепление партий!