Юрий Рябинин - Русь юродская. История русского юродства в лицах и сценах

В старинной рукописи, т. н. Иконописном подлиннике, наружность блаженного изображается такою: «Подобием средовек, власы на голове – русы, борода козмина, рубище дико-багряное, с правого плеча спустилось, в руках три кочерги, на ногах сапоги разодраны, колена голы». Средовек означает средних лет был человек, а борода козмина – то есть длинная.

Эти три упомянутые кочерги в руках у Прокопия сделались в Устюге верной приметой, свидетельствующей, насколько обильным будет урожай в их крае. Устюжане скоро заметили: если Прокопий носит их вверх «головами», в тот год бывает урожай богатый, когда же «головы» смотрят вниз, жди недостатка во всем. Но вряд ли Прокопий носил постоянно с собой эти железки, чтобы только виды на урожай предсказывать. Вероятно, кочерги служили ему прежде всего орудиями защиты от собак. У большинства бродяжных юродивых отношения с собаками как-то не складывались.

Целый день Прокопий бродил по городу и терпел от неравнодушных обывателей все полагающиеся юродивому знаки внимания: насмешки, брань, иногда и побои. Но на все глумления Прокопий отвечал забавникам единственно молитвой Распятого: «Господи, прости им, ибо не знают, что делают». Иногда, впрочем, находились доброхоты, которые подавали ему какое-нибудь пропитание. Но Прокопий очень разборчиво относился к подаянию: он принимал милостыню только от сердобольных нищих и от людей, известных в Устюге своим благочестием и богобоязненностью, и никогда ничего не брал от тех, кто обогатился неправедно. Ночи блаженный проводил в молитве на паперти церкви. Если же силы его совершенно оставляли, он, как Андрей Константинопольский, засыпал прямо на земле, где придется. Однако вспомним, что Константинополь – это по нынешнему понятию курорт, где ночь лимоном и лавром пахнет. А Устюг оказался, как недавно выяснилось, вотчиной Деда Мороза. Каково это приходилось там Прокопию в его дико-багряном рубище и с вечно голыми коленями?

В какой-то год зима на Сухоне выдалась, как никогда, жестокая: морозы стояли такие, что птицы замерзали в воздухе и падали на землю замертво. Но Прокопий нисколько не изменил образа жизни: днем он бродил, едва одетый, по городу, ночь молился на паперти. Однажды ночью мороз окончательно рассвирепел. Не выдержал уже Прокопий и пошел искать какого-нибудь пристанища. Но куда бы он ни постучался, все гнали несчастного блаженного. Попался ему случайно бесхозный сарай, в котором, впрочем, было нисколько не теплее, чем на улице. Прокопий заглянул внутрь и увидел там стаю собак – они лежали, сгрудившись в кучу, и таким образом согревались. Ничего не оставалось юродивому, как попробовать согреться вместе с собаками. Но едва Прокопий примкнул к стае, собаки недовольно поднялись и ушли, оставив человека одного в ледяном сарае.

Так нигде и не устроившись на ночлег, Прокопий возвратился на паперть и решился, коли уж ему судьба такая, замерзнуть тут. Уже почти окоченев от холода, он опустился на колени и принялся молиться, как перед кончиной. И вдруг он почувствовал, как откуда-то сбоку на него дохнуло жаром, будто из печи. Прокопий оглянулся и увидел перед собой Ангела с ветвью в руке. Небесный посланец коснулся едва живого подвижника ветвью, причем приятная теплота разлилась по всему телу Прокопия и не отступалась до утра. А утром мороз полегчал.

Об этом чудесном случае Прокопий поведал своему знакомцу дьячку Симеону – отцу знаменитого святителя Стефана Пермского, – но запретил рассказывать кому бы то ни было до самой смерти своей. Кстати, Прокопий предсказал, что Стефан сделается в свое время великим просветителем пермского народа. Точно так и вышло.

Однажды Прокопий вдруг как-то встревожился, обеспокоился, он вбежал в храм и стал говорить всем: «Покайтесь, братия, во грехах своих, поспешите умилостивить Бога постом и молитвами, иначе город погибнет от града огненного». Но никто не внял ему. Многие, по обыкновению, посмеивались над ним. «Он не в уме, – говорили друг другу люди. – Известно – блаженный! Что взять с нищего духом?»

А через неделю, в полдень, в небе показалось черное облако, оно подошло к самому Устюгу и встало аккурат над городом. Сделалось темно, будто при солнечном затмении. Во мраке молнии летали. От беспрерывного грома адова самые крепкие, самые могучие палаты в Устюге вздрагивали, будто жалкие хижины, и, казалось, вот-вот рассыплются. Тогда устюжане вспомнили пророчество Прокопия и бросились все в соборный храм Богоматери. Блаженный провидец уже был там и молился перед иконой Благовещения. Тогда и весь народ упал на колени и с рыданиями принялся просить Заступницу о спасении от гнева Божия. И Богородица тогда подала знак православным, что вняла их молитвам: икона ее вдруг обильно замироточила, и храм наполнился дивным благоуханием. Тут же отступилась и грозная напасть: черные тучи, сверкая молниями, стали отходить от города и где-то в стороне, на пустынных местах, просыпались раскаленными камнями. Сколько веков прошло, но на этом месте так ничего и не растет.