Степан Шешуков - Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов

Беспощадное разоблачение такого рода настроений – вот задача марксистской критики» [451] «На литературном посту». – 1930. – № 11. – С.46. . И это беспощадное разоблачение, выдаваемое за марксистскую критику, достигает кульминации при прохождении в печать третьей книги «Тихого Дона».

Как действовало на Шолохова беспощадное к нему отношение товарищей по организации, видно из его письма к А. Серафимовичу: «Горячая у меня пора сейчас, кончаю третью книгу, а работе такая обстановка не способствует. У меня рука останавливается и становится до смерти нехорошо. За какое лихо на меня в третий раз ополчаются братья-писатели? Ведь это же все идет из литературных кругов» [452] Цит. по. кн.: Гура В., Абрамов Ф. М. Шолохов. Семинарий. – Л.: Учпедгиз, 1962. – С. 19. .

Конечно, из общественных и литературных кругов шло и другое – подлинное понимание великой эпопеи XX века. А. С. Серафимович, А. М. Горький, А. В. Луначарский уже тогда высказали суждения, которые не утратили мудрой ценности и для нашего времени. В январе 1929 года, дав высокую оценку «еще незаконченного романа», Луначарский причисляет его «к лучшим явлениям русской литературы всех времен» [453] «Красная панорама». – Л., 1929. – № 1. – С. 5. . Известно, как Горький и Серафимович не только выступлениями в прессе, но и непосредственным вмешательством помогли Шолохову опубликовать третью книгу «Тихого Дона». В письме к Фадееву от 3 июня 1931 года Горький решительно настаивает на печатании третьей книги. Это он мотивирует тем, что книга – «произведение высокого достоинства, на мой взгляд, – она значительнее второй, лучше сделана» [454] Гура В., Абрамов Ф. М. Шолохов. Семинарий. – Л.: Учпедгиз, 1962. – С. 52. .

Несмотря на то что «Тихий Дон» получал все большее признание, и не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами, рапповцы не воспринимали Шолохова как пролетарского писателя. Но они вынуждены были включить его имя на XVI съезде партии в число лучших, по их мнению, имен пролетарских писателей – таких, как А. Жаров, А. Безьшенский, В. Киршон, М. Чумандрин и другие; вынуждены были согласиться на публикацию третьей книги; вынуждены были дать положительную характеристику при вступлении Шолохова в конце 1930 года в партию – вынуждены, потому что не могли не считаться с быстро растущей популярностью писателя, с признанием его заслуг в партийной прессе, потому что (а это им было известно) И. В. Сталин назвал Шолохова «знаменитым писателем нашего времени», потому что, наконец, в 1931 году высокий авторитет Горького начал признаваться даже рапповцами. Но все же вплоть до 1932 года, когда из кандидатов Шолохов был уже переведен в члены партии, когда вышла «Поднятая целина», то есть, по существу, вплоть до ликвидации РАПП, руководители этой организации считали автора «Тихого Дона» еще далеким от коммунистической идеологии писателем.

К сожалению, позицию рапповцев о Шолохове разделял и Фадеев. 21 ноября 1931 года на заседании комфракции секретариата РАПП, рассуждая о творческих объединениях среди пролетарских писателей, Фадеев сказал: «Возьмите Либединского и Шолохова. Можно их объединить? Вы чувствуете у Либединского, даже когда он ошибается, что это ошибки коммуниста, что это писатель-коммунист, что Книга, где он не ошибается, ваша, коммунистическая. У Шолохова вы видите, что это элемент переделывающийся, крестьянский или казачий, что идеология его другая, не ваша» [455] Рукописный отдел ИМЛИ им. Горького, ф. 40, оп. 1, ед. хр. 47. .

Так и прошел М. Шолохов через всю историю РАПП непонятым, отлученным ее руководителями от идей коммунизма. И это непонимание Шолохова было следствием вырождения РАПП.

В самом деле, в недрах этой организации зародился и вырос удивительный художник, советское общество признало его выразителем своих идей, партия приняла его в свои ряды, а рапповцы противопоставляют Шолохова Либединскому и полагают, что даже ошибочное произведение «Рождение героя» более коммунистично, чем «Тихий Дон».

Ранний период, несмотря на все причуды руководителей той организации, к которой Шолохов принадлежал, и обстановку, которая мешала ему работать, вместе с тем явился для писателя, как уже отмечалось, самым благотворным. Это противоречие разрешалось не только за счет того, что Шолохов был молод, полон энергии и великая слава, пожирающая силы своих любимцев, еще не коснулась его, но главным образом за счет того, что сложная, бурная, боевая эпоха 20-х годов закаляла его в политическом, идейном и творческом отношении быстро и прочно. Позже он признавался в письме начинающему литератору: «Если бы я взялся тебя поддерживать теми методами, какими в первые годы братья-писатели поддерживали меня, то ты бы загнулся через неделю» [456] Цит. по. кн.: Гура В., Абрамов Ф. М. Шолохов. Семинарий. – Л.: Учпедгиз, 1962. – С. 19. . В этом признании выражена горькая обида на «братьев-писателей», но здесь звучит и гордость победителя, который «не загнулся» под тяжестью глухого непонимания, несправедливой и беспощадной критики и прямой клеветы.