Рейнхарт Дози - Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века

Абд аль-Малик назначил Хаджаджа. Тот, находившийся в Медине, когда узнал о назначении, немедленно направился в Куфу. Это было в декабре 694 года. Его сопровождало только двенадцать человек. По прибытии он направился в мечеть, где собралось население, предупрежденное о его прибытии. Он вошел, с мечом на поясе, держа в руке лук. Его лицо было частично скрыто свободными складками тюрбана. Поднявшись на кафедру, он направил неуверенный блуждающий взгляд на собравшихся – Хаджадж был близорук – и некоторое время хранил молчание. Посчитав затянувшееся молчание признаком нерешительности, горожане вознегодовали. Пусть они не были отважны в делах, но в речах всегда оставались дерзкими и вызывающими, особенно когда выпадал случай оскорбить правителя. «Будь они неладны, эти Омейяды, доверяющие управление нашей провинцией идиотам!» – воскликнул один. А другой, не мудрствуя лукаво, предложил бросить камень в голову нового правителя. В это время Хаджадж нарушил молчание, которое столь упорно хранил. Новатор в ораторском искусстве, как и в государственной деятельности, он начал свою речь не с привычного восхваления Бога и пророка. Сдвинув тюрбан, закрывавший его лицо, он неожиданно начал читать стихотворение древнего поэта Сухайма ибн Васила:

– Я восходящее солнце. Я преодолею все препятствия. Да будет известно, мне достаточно всего лишь открыть себя. – Сделав паузу, он продолжил медленно и торжественно: – Мне известно, что головы созрели для урожая. А кто жнец? Я – жнец. Между тюрбанами и бородами, которые закрывают грудь, я вижу кровь – кровь!

Далее он продолжил речь немного живее:

– Клянусь Аллахом, люди Ирака, я не тот, кто бежит от грозного взгляда. И я не подобен верблюду, который скачет галопом, напуганный грохотом пустого бурдюка. Чтобы определить возраст коня и его пригодность к работе, смотрят на его зубы. Мои зубы тоже были осмотрены – зубы мудрости на месте. Предводитель правоверных достал стрелы из колчана, разложил их и внимательно осмотрел каждую. Они все выдержали испытание, но он выбрал самую остро заточенную и прочную. Эта стрела – я. Вот почему он послал меня к вам. Долгое время вы шли по тропе анархии и мятежа. Но теперь – в этом я могу поклясться – я буду относиться к вам, как к терновым кустам, которые люди собирают для топлива и связывают в вязанки. Я буду наносить вам удары, как погонщик бьет верблюдов, остающихся на пастбище, когда другие собираются в табун. Запомните, я всегда делаю то, что говорю, выполняю то, что наметил. Видя след на песке, я всегда нахожу, кому он принадлежит. Предводитель правоверных приказал мне выдать вам плату и отправить на поле боя, где вы должны сражаться под командованием Мухаллаба. Даю вам на подготовку три дня. Клянусь всем святым, как только эти три дня истекут, я обезглавлю каждого, кто не тронется в путь. А теперь, юноша, зачитай письмо халифа.

И сопровождавший Хаджаджа юнец прочитал слова:

– «Абд аль-Малик, предводитель правоверных, шлет приветствия мусульманам Куфы…»

На это люди, как правило, отвечали: «Привет тебе, предводитель правоверных!» Но не в этот раз. Аудитория хранила ледяное молчание. Хотя люди инстинктивно чувствовали, что нашли настоящего хозяина в этом ораторе, стиль которого так непривычно груб и резок, энергичен и цветист, но пока они не могли признаться в этом даже самим себе.

– Стой! – вскричал Хаджадж чтецу и снова обратился к аудитории: – Предводитель правоверных поприветствовал вас, а вы не посчитали нужным ответить? Неужели я должен преподать вам урок вежливости? Начни еще раз, юноша!

Эти простые слова Хаджаджа прозвучали так угрожающе, а выражение его лица стало таким ужасным, что, когда чтец опять дошел до слов «шлет приветствия», все собравшиеся в один голос закричали:

– Привет тебе, предводитель правоверных!

Аналогичный метод с таким же успехом был применен в Басре. Многие жители города, узнав о том, что было в Куфе, даже не стали ждать приезда нового правителя, а сразу отправились в армию Мухаллаба, и достойный военачальник, приятно удивленный необычайным рвением людей Ирака, радостно воскликнул: «Слава богу! Наконец в Ираке появился настоящий мужчина!» Горе тому, кто осмелиться выказать сомнение или даже слабый намек на сопротивление. Человеческая жизнь в глазах Хаджаджа мало что значила. Некоторым людям пришлось убедиться в этом на собственной шкуре.

Однако, если Хаджадж думал, что одержал безусловную победу, он ошибся. Когда первый шок прошел, люди Ирака устыдились – ведь они позволили ошеломить и запугать себя, словно дети в присутствии строгого учителя. И когда Хаджадж отправлялся с отрядом, чтобы присоединиться к Мухаллабу, спор относительно платы стал сигналом для начала беспорядков, которые вскоре приняли характер настоящего восстания. Клич мятежников – «Долой правителя!». Недовольные намеревались заставить Абд аль-Малика отозвать Хаджаджа, угрожая, что в противном случае свергнут его своими силами. Покинутый всеми, кроме родственников, близких друзей и домашней челяди, Хаджадж видел, как мятежники грабят его шатер и уводят жен. Если бы не страх перед халифом, они бы убили и его самого. Тем не менее смелость ни на секунду его не покинула. С возмущением отвергнув совет друзей вступить в переговоры с мятежниками, он заявил, уверенно, словно был хозяином положения: «Никогда! Пусть сначала выдадут зачинщиков!» Скорее всего, он бы в конце концов заплатил за столь несгибаемое упрямство жизнью, если бы в этот критический момент кайситы не перешли на его сторону. Они признали в нем свою надежду и опору, своего лидера. Они поняли, что, следуя линии поведения, намеченной Хаджаджем, они могут избавиться от теперешнего унижения и вернуться к власти. Три кайситских вождя, среди которых самым известным был Кутайба ибн Муслим, пришли к нему на помощь. Один из соплеменников Мухаллаба, темимитский шейх, не симпатизировавший мятежникам, последовал их примеру. Увидев, что под его знамя собралось шесть тысяч человек, Хаджадж навязал бой мятежникам. В какой-то момент его поражение казалось неизбежным, однако он сумел объединить своих людей, а лидер мятежников был убит. Таким образом, Хаджадж одержал победу, которую сделал полной и неоспоримой своим милосердием к побежденным, которых никто не преследовал; наоборот, все они получили амнистию. Хаджадж довольствовался тем, что послал головы девятнадцати зачинщиков мятежа Мухаллабу. Они должны были служить предостережением всем будущим мятежникам.