Вальтер Буркерт - Греческая религия - Архаика и классика

Дальше следуют увлекательные реконструкции, стремящиеся восстановить структуры религии и мифа по образцу общественного устройства. Так, Жорж Дюмезиль в ряде своих работ, где он вновь и вновь возвращается к этой теме, развивая ее 19, выдвинул в качестве основной структуры систему «трех функций» жреческого, военного и кормящего сословия, постоянно встречающуюся в пантеоне, в ритуале, в мифе и во всяких прочих сказаниях и умозрительных рассуждениях, Андреас Альфёльди 20говорит об иного рода структурах у народа воинов-пастухов, у которого налицо мифология животных-предков и институт двух царей проводя параллели между евразийскими кочевыми народами и древнейшим государством римлян. Разумеется, с расширением рамок увеличивается число факторов, порождающих неуверенность в правильности гипотез. Но прежде всего обращает на себя внимание то, что и Дюмезилю, и Альфёльди собственно греческий материал дает меньше всего: по-видимому, в этом отношении греческая культура больше обязана анатолийской городской культуре неолита, чем индоевропейскому кочевому укладу.

С давних пор в исторической науке господствует убеждение, что греческая культура вообще и греческая религия в частности представляют собой соединение местного субстрата с индоевропейским суперстратом 21. Другой вопрос, насколько плодотворно это предположение, и до какой степени оно поддается верификации, в том, что касается частностей. Слишком легко выходят на передний план глобальные оппозиции, при помощи которых преувеличивают и наполняют ложным содержанием различие между «индоевропейским» и «неиндоевропейским»: мужское — женское, патриархат — матриархат 22, небо — земля, олимпийское — хтоническое, дух — плоть. Попеременное влияние двух полюсов якобы находит свое выражение в греческой религии в том, к примеру, что новые боги свергают титанов, а индоевропейский Небесный отец берет в жены средиземноморскую «Владычицу» 23.

Более пристальное рассмотрение вопроса показывает, какое насилие над реальностью совершает такая схематизация. Миф о поколениях богов — древневосточного происхождения, так же как и представление о небесных богах и противоположных им «нижних» 24. Именно хтонические «choai» связаны с индоевропейцами, тогда как «олимпийские» жертвы сходны с практикой семитов 25. Небесный отец, который, являясь «отцом», не может вовсе не иметь супруги, — бог погоды, непобедимый благодаря силе своей молнии, и это делает его подозрительно близким анатолийской религии 26.

Давно установлено, что значительная часть греческого словарного состава и большая часть греческих топонимов неиндоевропейского происхождения. Обращают на себя внимание прежде всего суффиксы -nth(os) и -ss(os), которые имеют соответствия в анатолийских языках, что подтвердил и хеттский материал 27. Наряду с топонимами например. Коринф и Тиринф, Кносс и Парнас, встречаются такие названия растений, как erébinthos («горох») и kissôs («плющ»), гиацинт и нарцисс. Здесь, несомненно, налицо сохранившийся местный, доиндоев-ропейский словарный состав. Остается, однако, неизвестным, можно ли считать стоящий за этим язык относящимся к эпохе ранней бронзы или более древним, неолитическим, а также есть ли у него какое то особое отношение к минойскому Криту и был ли это вообще один, единый язык или пестрый и разнородный конгломерат

Гиацинт — одновременно бог и цветок — был, согласно греческому мифу, юношей, возлюбленным Аполлона, которого этот бог убил, метнув диск. Гиацинт почитался в Амиклах, резиденции царей во времена, предшествующие нашествию дорийцев, как житель подземного царства и при этом считался взятым на небо. Давно стало общепринятой точкой зрения, что здесь сохранено представление о догреческом «умирающем боге растительности», и что миф повествует о вытеснении его дорийским Аполлоном 28. И однако, чисто дорийским является праздник названный в честь Гиацинта, а не Аполлона, о чем свидетельствует распространение названия месяца «гиакинтий» 29, в то время как существуют особые связи между Амиклами и семитским Востоком 30. По-видимому, с уверенностью можно говорить лишь о том, что в мифе видна амальгама эпохи переселения, и анализировать эту амальгаму нелегко как с лингвистической так и с мифологической точек зрения, В особенности трудно разорвать, отнеся к разным периодам истории, напряженную бога и жертвы. И здесь, как и в других случаях, связи с древним Востоком, Анатолией, семитским миром показывают, что идея биполярного противопоставления «индоевропейское-средиземноморское» недопустимым образом ограничивает историческое многообразие. На греческой религии лежит отпечаток ее предыстории, и это настолько же ясно, насколько очевидно и то, что она представляет собой чрезвычайно сложное переплетение взаимосвязей. Как бы то ни было, верным должен быть признан негативный взгляд на проблему: какого-то одного, определенного «источника греческой религии» не существует.