Андрей Франц - Беспредел и Тирания. Историко-политические этюды о преступлении и наказании

— Oh, mon dieu!.. O, mein Gott! — хором восклицают пришедшие на собеседование в 1812 году Франсуа с Михелем. — Эти чертовы русские воюют не по правилам! Они привлекли для выяснения отношений между благородными людьми — народ ! Alarme! Les partisans!..Alarm! Partisanen!..

И тут европейцев вполне можно понять. Это действительно было совершенно не по правилам. Народ — сам по себе — не воевал уже много веков. Ни в Европе, ни в России. Только — в гражданских войнах, когда все воюют со всеми. А так — ни-ни! Народ был трудовым и налоговым ресурсом, за который сражались между собой лучшие люди . Это — да, было. Еще он был рекрутируемым аристократией пушечным мясом . Это тоже — в порядке вещей, когда в форме и при знаках различия. А вот чтобы выступать в войне как более или менее самостоятельная сила — нет, это было просто даже неприлично.

Ну, представьте себе. Забита стрелка между пацанами — на тему, кто будет крышевать квартал питейных заведений и общепита. И тут одна из сторон, крышевавшая этот квартал прежде, приводит на стрелку вместе со своими быками — поваров и официантов, наскоро вооружив их кухонными ножами и мясницкими топорами. Это я Вас спрошу, как — по понятиям ?!

Нет, государи мои, это — никак не по понятиям…

О чем и пытались втолковать нашим лучшим людям перебравшиеся обратно на ту сторону Немана остатки кадровой комиссии. На что тут же получили ошарашивший всех ответ:

— А клали мы на ваши понятия, — на полном серьезе отвечали потрясенным европейским кадровикам лучшие люди с русского отдела. — Это у вас, там, в Европе понятия. А у нас здесь, в России, свои понятия. И вообще тут вам не здесь! Да, азиаты мы… Да, скифы мы! Типа — с раскосыми и жадными глазами. Мильоны, говорите вас? Хе, а нас тьмы и тьмы, и тьмы…

Ну, и далее по тексту, смотрите у Блока — там все написано.

Это они так европейцам втирали. Чтобы те не очень-то… А к народу совсем другой базар пошел. Мол, брателло, мы с тобой одной крови, типа — ты, и я! Мы с тобой оба русские, православные, нам с тобой всякие европы — не указ! Эх, вдоль по Пи-и-и-те-е-р-ской… Не, ты пахать-то не забывай, arbeiten, arbeiten, khoroschiy muszik!

— Простите, господа… — начинали было крутить свою волынку совершенно уже растерянные европейцы, — а как же…

— Не простим! — твердо отвечала на это русская аристократия. При этом она быстренько выхватывала из группки отдельно стоящих неподалеку граждан профессорского вида первого попавшегося философа или писателя , и тот бодро отбарабанивал ничего уже не понимающим европейцам все, что лично он думает о славянском единстве , русской национальной идее и всечеловечности русской души .

Нет, понятное дело, не вся русская аристократия была такой отмороженной. Среди нее в немалом количестве встречались и вполне здравомыслящие люди. Кои понимали, что там, в Европе, все ж таки какое-никакое, а начальство . Что все серьезные ништяки идут оттуда. И надо бы как-то, лояльней , что ли. Я бы сказал — гибче, толерантней . Из них потом произошли российские либералы. А из отмороженных на всю голову — патриоты. Но беда-то в том, что и первые, и вторые были двумя сторонами одной и той же жопы .

И хорош смеяться! Поживите-ка сами с таким геморроем…

Все, не отвлекаемся. Так вот, дальше, как на грех, до России доковыляла, наконец, индустриальная революция. И тут началось!

Дело в том, что в индустриальную эпоху сравнительная сила национальных аристократий начала определяться тем, сколько народу сумели они вынуть из деревни, переместить в город, отмыть, причесать, подлечить, приодеть, обучить грамоте, азам дисциплины — и приставить к станкам . Натурально, чем больше обученного и дисциплинированного народу стоит у станка, тем сильнее национальная элита . И тем проще ей строить козьи морды всем прочим элитам, на чужое позарившимся.

Первой-то это дело английская аристократия сообразила. И быстренько своего muszik’a с земли согнала. Сначала в работные дома при мануфактурах — ну, это типа нашего ГУЛАГа, только размах слегка пожиже. Кто не хотел в дома — welcome на виселицу. Поначалу — так тьму народа перевешали. А потом ничего, попривык народ. А уж когда с индустриального лидерства дивиденд пошел — так с ним, с народом, даже поделиться сообразили. Типа, "рабочая аристократия". Ну, вы поняли…

В индустриальную эпоху любить народ оказалось страсть как экономически выгодно. Ибо с этого начало здорово капать.