Я отношу сюда также мир идей третьего рейха, поскольку национал-социализм является своего рода удобрением на интеллектуальном болоте духовной несостоятельности, которая рождает политический нигилизм. В противоположность этому, можно наблюдать, что в России единая духовная и физическая сила действует повсеместно и бескомпромиссно. Поставив перед собой цель материальной и духовной мировой революции, она дает своего рода политический и энергетический заряд упавшему напряжению Запада».
И это были слова человека, который в национал-социалистической Германии беспощадно и самым жесточайшим образом боролся с коммунизмом во всех его проявлениях!
С чуть покрасневшими от вина глазами Мюллер откинулся в кресло и несколько секунд рассматривал свои толстые, мясистые руки. «Видите ли, Шелленберг, — продолжал он с сарказмом, — у меня скромное происхождение и я начал службу с низших чинов и прошел хорошую школу. Вы же, напротив, относитесь к интеллигенции, поэтому Вы являетесь заложником другого мира идей. Вы застряли в развитии уже давно известной схемы консервативных взглядов. Конечно же, существуют интеллигенты, которые совершили прыжок в другой мир, я думаю сейчас о некоторых людях из «Красной Капеллы», о Шульце-Бойзене или Харнаке. Это были люди Вашего мира, но другого сорта, они не остановились на полпути, а были действительно прогрессивными революционерами, которые все время искали окончательного решения и до самого конца остались верны своей идее. То, чего они хотели, им не мог предоставить национал-социализм со своими многочисленными компромиссами, впрочем, так же, как и духовный коммунизм. Наше интеллектуальное руководство со своим неясным внутренним миром не предприняло попытки переделать национал-социализм, и в этот образовавшийся вакуум вторгается коммунистический Восток. Если мы проиграем войну, то не из-за военного превосходства русских, а из-за духовного потенциала нашего руководства. Я говорю в данный момент не о Гитлере, а о находящихся ниже его руководителях. Если бы фюрер послушал меня с 1933 по 1938 гг., то необходимо было сначала основательно и беспощадно навести здесь порядок и не сильно доверяться руководству вермахта». Я становился все неспокойнее. Чего, собственно, хотел Мюллер?
Я поспешно выпил из своего бокала и в недоумении уставился перед собой. Я невольно думал об изречении, сказанном мне совсем недавно: «Необходимо всю интеллигенцию собрать в шахту и эту шахту взорвать».
Я уже хотел встать, когда Мюллер снова начал говорить: «Я не могу сам себе помочь, однако я все больше склоняюсь к мнению, что Сталин находится на правильном пути. Западному руководству необходимо кое о чем поразмыслить, и если бы я мог как-то повлиять на ход дела, то мы бы объединили с ним свои силы.
Это был бы удар, от которого Запад с его проклятым притворством так никогда бы и не оправился!» Он принялся ругать крепкими баварскими словечками разлагающийся Запад и недееспособное руководство. Поскольку он считался ходячей картотекой и знал даже самые интимные детали сильных мира сего, во время монолога я сделал для себя некоторые открытия. Тем не менее, я не мог подавить некоторую неловкость. Почему он говорит именно со мной о своей новой точке зрения? Я вел себя так, как будто все это несерьезно, и попытался превратить этот серьезный разговор в шутку, сказав при этом: «Ну, хорошо, дружище Мюллер, давайте мы все сейчас будем говорить «хайль, Сталин!» и наш папаша Мюллер будет начальником отдела в НКВД». Мюллер зло посмотрел на меня, оценивающе оглядел меня и ехидно сказал: «У Вас на лице написано, что Вы запуганы Западом».
Да, яснее он не мог бы сказать. Я прервал разговор и попрощался, но не мог отвязаться от мысли об этом странном монологе Мюллера. Мне было предельно ясно, что Мюллер в данный момент находится по другую сторону фронта и уже не верит в победу Германии. С тех пор усилилось мое подозрение в том, что он поддерживает связь с русской разведкой. Поэтому меня не удивило, что в 1950 г. один из возвратившихся из русского плена немецких офицеров сообщил, что Мюллер перебежал к Советам в 1945 г. Он рассказал также, что видел его в Москве в 1948 г., и позже до него дошел слух, что через некоторое время он умер [722] Ebd., S. 286–288.
.
Д-р Вальтер Дорнбергер
В отсутствие Кальтенбруннера мы были приняты обергруппенфюрером Мюллером. Это был типичный представитель незаметных служащих управления криминальной полиции, без какой-либо остающейся в памяти изюминки. Я вспоминал позже только о паре серо-голубых глаз, которые постоянно на меня изучающе смотрели. Первыми впечатлениями было любопытство, холодность и внешняя сдержанность. Повернувшись спиной к окну, он начал разговор: «Итак, Вы — генерал Дорнбергер. Я очень много о Вас слышал. А также читал. Вы пришли по Пенемюндскому вопросу?»
Читать дальше