Михаил Сергеенко - О тех, кто сражался за Воронеж [Очерк]

Старик скользнул взглядом по военной шинели Красотченко и заговорил дружелюбней:

— Видать, страшные были бои. Только это уже без нас. Как занял Гитлер Чижовку, так сразу и взялся нас отсюда вакувыривать.

— Эвакуировать?

— Я же и говорю вакувыривать, — сказал старик, и что-то похожее на невеселую усмешку промелькнуло в его глазах.

Должно быть, ему нравилось произносить это слово на свой лад, придавая ему новый, выразительный смысл.

— Далеко угоняли фашисты?

— Под Сумы. И дальше погнали бы, да не успели… — Старик пожевал сухими губами и продолжал медленно, будто каждое слово требовало от него усилия: — Что говорить — исстрадался народ. Не каждому такое выдержать… Я-то ничего. А вот старуха померла. Застудилась и померла. Слабая уже была совсем…

Он замолчал и стал скучивать козью ножку. Лицо его, одутловатое, поросшее жесткой сединой, казалось спокойным, но узловатые пальцы дрожали, просыпая на колени махорку.

Мы тоже закурили.

Откуда-то появились двое ребятишек: худенькая веснушчатая девочка лет восьми, с заложенной вокруг головы русой косичкой, и мальчишка лет четырех-пяти, бледный и пухлолицый. Они с любопытством уставились на нас.

— Внуки ваши? — спросил я.

— Внучка. А мальчик соседский…

— Где же соседи живут?

— Там вон — за оврагом.

Старик неопределенно кивнул в сторону другого бугра, на котором мы не рассмотрели ничего похожего на человеческое жилье.

— Сын, верно, на фронте?

— С сорок первого года сынок воюет. На Дзержинском заводе работал. Оттуда и на фронт с железнодорожным полком ушел…

Понемногу оживляясь, старик рассказал нам, что у них в семье все «природные» слесари и что он сам сорок лет работал по слесарной части.

Из подвала, уходившего под то, что оставалось от дома, поднялась женщина. Она была еще молода, но усталые, ввалившиеся глаза и плотно сжатые бескровные губы делали ее похожей на старуху. Она остановилась в стороне, выжидательно поглядывая на нас.

— Невестка, — сообщил старик и, понизив голос, добавил:

— Хворает все. Били ее фашисты…

— Здравствуйте, хозяюшка, — приветливо сказал Красотченко. — Вот интересуемся, как вы тут живете…

Лицо женщины страдальчески дрогнуло.

— Сами видите. Всего лишил проклятый Гитлер…

— И то спасение, что погребок наш кто-то досками обшил, — заметил старик. — Должно быть, начальство помещалось.

— Только и делаем, что с крысами целый день воюем, — говорила женщина. — Житья не дают. Откуда их такая прорва?..

— Вам бы поближе к центру переселиться. Легче было бы: народ кругом.

— Я ему сколько раз говорила. Сестрина квартира на Никитинской цела, только дыру в стене заложить. А он и слышать не хочет…

В голосе женщины звучали слезы.

Лицо старика снова сделалось угрюмым.

— Куда от родного места пойдешь, — негромко проговорил он, — Вся жизнь здесь прожита.

Глаза его хмуро смотрели мимо нас на широкую пойму реки, затопленную половодьем, на покрытые желтоватым пухом шапки ветел, стоявших по пояс в воде, на степной простор полей за многоэтажными домами Сталинского промышленного района на левом берегу. Влажный ветер шевелил пряди его седых волос, сбившихся на лоб.

— Домишко этот еще мой отец строил, — говорил старик, будто жалуясь нам на свою потерю. — Справный был домик, аккуратный. Три комнаты и кухня, галерея под стеклом…

Он помолчал и вдруг сказал упрямо, с неожиданной силой:

— Не будет того, чтобы поганый фашист меня отсюда с корнем выковырял…

— Значит, опять здесь будете строиться?

— Значит, будем. А ты не плачь, — покосился он на невестку, — была бы кость цела, мясо нарастет.

Женщина, ничего не сказав, отошла к сохнущему белью.

Старик засопел и снова полез в карман за махоркой.

— Дядя, — сказала девочка, заглядывая мне в лицо по-детски ясными и какими-то удивительно прозрачными глазами. — Пойдемте, я вам танк немецкий покажу.

— Никуда ты не пойдешь! — крикнула женщина. — Сказано тебе: сиди дома!..

Она сердито расправила хлопавшую по ветру, как парус, простыню и обернулась к нам.

— Давеча тут мальчишку пополам порвало. Кто говорит миной, кто — снарядом.

— Миной, — важно сказал соседский мальчик, внимательно слушавший все, что говорят взрослые. — Она лежала себе, а он по ней кирпичом как вдарит!..

— Мама-а! — капризно затянула девочка. — Там мин нету. Это, где Костик жил…

— Вот еще горе мое. Никакого слада с ней нет.

— Мама-а! Я же сейчас обратно.