Нет, не гитлеровцы, а он, Куцыгин, и те, кто шли за ним, были по-прежнему хозяевами города. Даниил Максимович твердо верил, что настанет время, когда на освобожденных знакомых улицах снова закипит созидательная работа, и поднявшийся из развалин родной пород станет еще краше, еще светлей, еще удобней для жизни человека, чем был прежде.
В последний раз перед атакой комиссар всматривался в лица бойцов и сердцем чувствовал, что каждый из них по-своему переживает то же, что и он…
Когда в небо взвились две зеленые ракеты, Куцыгин первый бросился вперед с гранатой в руке.
— За Родину! За Сталина! — во весь голос крикнул он, поднимая в атаку истребителей.
Воронежцы ринулись за любимым комиссаром. Он бежал впереди своих бойцов, и пули пели вокруг него. «…О той, что свистнула, думать нечего»… В атаке, в штурме, когда воля и разум человека охвачены священным порывом борьбы, к опасности остается только презрение.
Куцыгин был не просто воином, он был комиссаром, большевиком. Он прошел бы сквозь смертоносный вихрь, и даже ранение не остановило бы его. Но немецкий снайпер заметил комиссара, и посланная им пуля ударила Куцыгина под каску в висок.
Даниил Максимович упал лицом вперед, даже мертвый зовя к победе своих истребителей.
Бойцы бежали в атаку, увлекаемые Шишкиным, полные ненависти к врагу и решимости отомстить за смерть комиссара. Ничто не могло остановить их. Когда Шишкин упал с простреленным горлом, команду принял боец Василий Осипович Клепиков. Истребители ворвались в полуразрушенный дом, уничтожив гранатами находившихся там четырех солдат, и начали оттеснять врага, не ожидавшего удара с этой стороны.
В коротком донесении, отправленном на командный пункт, Клепиков сообщил о героической смерти комиссара Куцыгина и командира отделения Шишкина и о первых успехах, достигнутых истребителями.
Бой продолжался. Гитлеровцы, засевшие в угловом кирпичном доме, вели яростный огонь из автоматов. Уничтожить их вызвался Лукин. Пока бойцы Иван Дмитриевич Реутов и Евгений Александрович Слободнюк, открыв частую стрельбу из винтовок, отвлекали на себя внимание противника, он по-пластунски подполз к окну дома и швырнул туда противотанковую гранату.
Три фашистских автоматчика были убиты на месте, остальные пытались бежать, но наши бойцы настигли их и уничтожили в саду за домом…
Латышев и присоединившийся к нему боец 1-го взвода Винокуров не сразу разыскали отделение Красова. Начало атаки застало их в окопе, занятом бойцами регулярной части. На этом участке наша минометная батарея накрыла немецких автоматчиков, и они отходили назад, ища укрытия в домах и дворах соседних улиц.
Пройдя садами на улицу Марата и оставив позади справа еще занятый гитлеровцами детский сад, Латышев и Винокуров увидели Красова и его бойцов Гольцева, Вегеру и Исаева.
С утра отделение 1-го взвода под командой инженера завода синтетического каучука Ильи Васильевича Красова заняло позицию на крайнем левом фланге 2-го батальона в конце улицы Веры Фигнер, вблизи старого здания райсовета. По сигналу атаки отделение быстро продвинулось вперед, опередив своих соседей. Когда пробивались через простреливаемый с трех сторон сад, были ранены бойцы Шенцев и Шелякин. Шелякину товарищи оказали первую помощь, и он сам пошел на медпункт. Но Шенцев упал на открытой поляне. Взять его оттуда не удалось…
Обо всем этом Красов коротко рассказал Латышеву.
— Однако и мы всыпали фашистам, — заметил Николай Николаевич Гольцев, токарь завода синтетического каучука. — Теперь не скоро опомнятся…
Красов по-хозяйски осматривался вокруг, выбирая позицию, где можно было бы наиболее выгодно разместить отделение. Подходящим для этого местом казался стоявший по правой стороне Невского переулка деревянный домик, обложенный кирпичом, откуда хорошо просматривалась не только улица, но и примыкавшие к ней сады и огороды.
— Не далеко ли мы забираемся, ребята? — сказал один из бойцов. — Как бы не потерять связь со своими…
— Вот еще! — возмутился Гольцев. — Ты что же, не вперед, а назад наступать собираешься?..
Бойцы поднялись на крыльцо. Дом был небольшой, в одну квартиру. В боковой комнатке стоял токарный станок. В комнате, служившей столовой, — рояль, трюмо, вместительный буфет. Было видно, что занимавшая этот дом рабочая семья жила в достатке. Но сейчас все было перевернуто вверх дном. На полу валялась битая посуда. Книги были сброшены с этажерки. Скатерть испачкана и скомкана: должно быть, какой-то гитлеровец вытер о нее сальные руки.
Читать дальше