Иосиф Цынман - Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

Наступил 1933 год. Сталинская администрация отбирала за бесценок последний хлеб у крестьян, продавая его за границу. Перевозка стоила дороже зерна. Издали закон от 7 августа: за сбор колосков на убранном поле приговаривались к сроку до 10 лет. Так выполнялись планы по заполнению ГУЛАГов. Председатели колхозов организовывали красные обозы с хлебом. С красными плакатами увозили последнее, часто семенное зерно. В магазинах в то время хлеб не продавали. Пекли сами. В стычке с председателем колхоза за мешок зерна прямо на поле умер от разрыва сердца муж моей тетки Юда Маневич. Их дети, за исключением младшего Миши, разбрелись по свету. В войну двое получили тяжелые ранения. Все они, кроме старшего Матвея, рано умерли. Ведь детства у них, по сути, не было.

В оккупацию местные прихвостни фашистов, украинские националисты, сожгли хозяйство деда. Мою тетку Хаву и моего двоюродного брата пятнадцатилетнего Мишу замучили и убили. Уцелела на отшибе стоявшая баня и огромная липа, потому что она занесена на топографические карты.

Муж тети Сони, живший и работавший в рыбном тресте в Баку Вова Брагинский, выбросился с балкона 4-го этажа в ожидании ареста, когда ночью постучали в дверь. Натан умер рано, детей у него не было. Революционер Борис Львович Гуревич последние годы жизни провел в заключении как политический преступник. Утешает только то, что его перед смертью реабилитировали. Из трех сыновей тети Лизы младший Яша сгорел в Сталинграде в танке, а старшие, участники войны, покинули Баку, уехали в Америку. В Перми все знают, что главным инженером строительства красивейшего моста через Каму был Матвей Юрьевич Маневич, мой двоюродный брат. Там живут его дети, состоящие в смешанных браках.

От большой дружной дедовой семьи остались осколки. Я теперь часто думаю, что главный секрет хозяйства деда Лейбы — это умение жить в согласии с природой, людьми и религией в неустанном труде. Похоже, утратили мы этот секрет. Сможем ли открыть заново?

Мой дед по отцу, Моисей, жил в городе Мстиславле, находящемся в 30 километрах от Хиславичей. До революции это был еврейский город. Евреи, белорусы, русские и поляки, жившие в городе и по многочисленным, густонаселенным деревням, собрали деньги и возвели в центре города православный храм, католический костел и двухэтажную синагогу. Церквей и синагог в городе и деревнях было много. Сооружались эти здания из местного красного кирпича заводов Бенциона, Красика и Ратнера. На каждом кирпиче было клеймо изготовителя. Из него строились также лучшие здания в городе, например, мужская и женская гимназии.

Окраины города, как и в других еврейских городках, имели названия «подол», «фердштат». Многие не еврейские жители города и деревень знали и говорили на идиш. Местность отличалась многолетним спокойствием, мирным сожительством. Убийство пришлыми бандитами семьи Цорфас воспринималось как непостижимое для ума событие.

Единственное в городе кладбище, на котором я был 30 лет назад, в то время было поделено на три части. В дальней его половине хоронили евреев. Ближняя половина была разделена на православную и католическую части. Все умершие находили себе покой на одном кладбище, вандализма не было. Теперь эти границы изменились, так как живущих в смешанных семьях евреев можно сосчитать по пальцам.

Дом моего деда Моисея находился далеко от центра города в небольшом проезде, рядом была, как помню, небольшая бедная синагога. Приход был небольшой. В основном приходили пожилые люди, которым трудно было добираться до центральной большой синагоги.

В отличие от дома деревенского деда Лейбы, дом деда Моисея был покрыт железом, окрашенным в зеленый цвет. Двор был открытым с плохим забором, за домом — небольшой сарай, в котором размещались жестяная и кровельная мастерские. В ней работал дед с тремя своими сыновьями. У деда Моисея были лошадь, телега, сани, была птица. Кормили деда и его семью жестяное дело, его мастерство и высокая производительность труда, которая достигалась наличием простейших машин.

Артель деда брала подряды на кровельные и жестяные работы при постройке церквей, помещичьих усадеб, дворцов, домов богатеев по всей округе. Когда таких работ не было, то мастерская принимала заказы на изготовление железных печек-времянок, самоварных труб, унтермарковских печей, лудили котлы и посуду, отсюда и наша фамилия.

В первую мировую войну моего отца и его брата Орлика забрали в армию. При отступлении русской армии отца ранили. Раненым, но живым возвратился с войны и его брат. В первые годы Советской власти, когда строительство подрядным методом стало разваливаться, и появились строительные конторы, очень сложно стало находить работу, добывать материалы и даже при большом-большом мастерстве не могли свести концы с концами. После банкротства старший и младший сыновья подались в Смоленск, а средний уехал с молодой женой в Ленинград. Вскоре в Смоленск приехали дед Моисей и бабушка. К большому городу привыкнуть они не могли. Прожили они не долго. Работы по специальности в Смоленске братьям хватило на всю жизнь.