Кристофер Хейг - Елизавета I Английская

Елизавета запугивала епископов, лишала их доходов и истощала их силы. Право назначать епископов давало ей контроль над честолюбивым духовенством. Когда Ричард Флетчер потребовал в 1589 году бристольскую епархию, ему пришлось сдать часть собственности, принадлежавшей уже плохо обеспечиваемой епархии. Вскоре ему удалось стать одним из любимых священников королевы, отчасти благодаря проповедям, отчасти — лести. Харингтон докладывал, что тот знает о том, чем может доставить радость королеве, и будет пользоваться этим, несмотря на обиды окружающих». Но в 1595 году Флетчеру пришлось поплатиться так же, как и другим. Когда ему было заявлено, что перевод из Вустера в Лондон будет стоить ему сдачи в аренду земли сэру Эдуарду Денни сроком на девяносто девять лет, он стал возражать против «скандалов, к которым приводят подобные условия получения церковного сана». Но его желание стать епископом Лондона было настолько сильным, что через две недели он принес унизительные извинения, пообещал аренду и воздал хвалу «Ее Величеству за самую внимательную заботу о сохранении церковных пожертвований!» [68] Collinson P. 1982 The Religion of Protestants. Oxford, p. 27; Stone L. 1965 The Crisis of the Aristocracy, 1558–1641. Oxford, p. 407. Подобные лицемерные заявления и две тысячи фунтов стерлингов, выплаченных им придворным, на которых указала Елизавета, вернули ему милость королевы. Но только временно. Возможно, с целью возместить свои убытки Флетчер женился на богатой лондонской вдове. Елизавета была в бешенстве. Это была вторая женитьба епископа. Если иметь одну жену считалось несчастьем, то вторая была уже свидетельством легкомыслия. Флетчер был отдален от двора и на какое-то время отстранен от должности епископа. Вскоре он умер, как говорили, от королевской немилости и злоупотребления табаком. Только одному епископу удалось сохранять расположение Елизаветы в течение всей жизни. Это был Джон Уитгифт, архиепископ Кентерберийский с 1583 по 1604 год, ее «маленький черный муж». Архиепископ Йоркский отмечал, что «она всегда выказывала ему особое расположение» [69] Collinson P. 1982 p. 6. . Она поддерживала Уитгифта в борьбе с Советом в 1584 году, когда предпринимались попытки пресечь его конформизм, и в 1586 году сделала его советником. Когда королева была на смертном ложе (1603), она призвала к себе Уитгифта и умерла, крепко сжимая его руку. Но даже Уитгифт не имел полной свободы действий. В 1595 году он попытался разрешить религиозный спор в Кембридже, введя девять догматов о предопределении как оплоте православия. Но в планы королевы не входило способствовать дальнейшему разделу церкви. Елизавета заставила Уитгифта отменить догматы. Возможно, при этом она угрожала ему «судебным» преследованием за посягательство на ее суверенитет. Она позволила ему читать себе наставления по поводу необходимости сохранения собственности церкви, но не могла допустить того, чтобы его критика мешала ей понемногу присваивать эту собственность.

Елизавете было выгодно обладать правом на доходы от епархий, не имевших епископов, и некоторые из них целенаправленно оставались пустующими в течение долгого времени. Пять лет она оставляла епархии Глостера и Солсбери без епископов, Чичестера — семь лет, Бристоля — четырнадцать и Или — девятнадцать лет. При этом обанкротившийся граф Оксфорд получал от королевы пенсию из доходов илийской епархии. Епархия Оксфорда оставалась без епископа с 1568 по 1589 и с 1592 по 1603 год. Когда же он был назначен в 1589 году, ему пришлось отдать короне все имения, которые затем перешли к графу Эссексу. Даже в конце своего правления, когда королева создала епископат по своему вкусу, готовый исполнять любые ее приказания, она все равно продолжала злоупотреблять своей властью верховного правителя. Церковная собственность находилась во власти финансовых нужд двора и требований придворных, а религия стояла на службе политических расчетов королевы. При всем своем искреннем протестантизме королева использовала церковь как орудие политики. Возможно, она и была орудием Бога, но англиканская церковь была ее собственным орудием.

Елизавета была особой задиристой, и, как большинство людей такого нрава, она отыгрывалась на слабых и считалась с сильными. Она могла добиваться уступок от духовенства и унижать его, но с высшей знатью надо было обращаться гораздо осмотрительнее. Королева могла дать пощечину графу Эссексу, если он уж очень сильно на это напрашивался, но ведь он был делом ее рук, ее забавой, и, несмотря на все его усилия, у него не было основы для самостоятельной власти. Однако с наследственными магнатами Англии дело обстояло иначе: их приходилось завлекать соблазнительными словами и подкупать милостями, поскольку они были ей нужны. На это было две причины. Во-первых, по сложившейся традиции знать считалась родней монарха: письма королевы к придворным начинались с нежного «Дорогой кузен», и аристократия составляла ее естественное окружение. Монархия ярче всего блистала, когда она отражала великолепие высокопоставленных приближенных, и достоинство королевы подчеркивалось достоинством ее знати. Вторая причина была прозаичнее и важнее: пэры обладали властью, и королева этой власти боялась и хотела ее ограничить.