Владимир Муравьев - Тайны и предания старой Москвы

У него, жившего на Сухаревке, складывалось о ней другое впечатление, чем у посетителей рынка. Сухаревка была его родным районом, и поэтому, если сторонний наблюдатель искал и видел здесь Сухаревскую экзотику, для него она представала не в экзотике, а чертами обычного повседневного быта.

Вот один из эпизодов воспоминаний Нюренберга. Ему было лет восемь, когда он однажды шел по своей улице, и вдруг из ворот выбежал один из обитателей «босяцкого» флигеля, сунул ему что-то в карман и нырнул в дом на другой стороне улицы. Затем из ворот показались несколько милиционеров. Один спросил у мальчика, куда побежал босяк. Нюренберг ответил, что не видел его. Милиционер, видимо, заподозрил в нем сообщника убежавшего, схватил «Нюрочку» и потащил «в милицию», а тот, упираясь, заревел на всю улицу, закричал, что мама не позволяет ему уходить далеко от дома. Собралась толпа, старушки принялись ругать милиционеров и отбили мальчика.

«В подворотне я осторожно рассмотрел сунутое мне, – пишет Нюренберг, – это были кольца и часы.

В тот день босяк не вернулся. Я спрятал кольца и часы в игрушку-утенка. Мысль о предосудительности моего поступка мне и в голову не приходила, я был полон сознания, что стал хранителем тайны.

Босяк объявился через неделю. Он завел меня в сарай и, дружески похлопав по плечу, сказал: “Молодец, ты хорошо сделал, что выбросил это”. “А я не выбросил, вот они”, – сказал я и отдал ему утенка. Он посмотрел на меня так, что я понял, что обрел друга. Он стал делить кольца и часы на две части, но я от предложенного отказался и попросил назад утенка. Он отдал его, пообещал заклеить и принести интересную книгу.

Слово свое он сдержал. Но на этом наше знакомство не оборвалось. Он стал приносить мне книги. Некоторые я помню до сих пор: книгу “На суше и на море” – рассказы о дальних странах, мореплавателях, разных приключениях, повесть про серебряные коньки, журналы “Нива”, сборник “Золотое детство” с множеством иллюстраций и другие.

В часы, свободные от ”работы”, Гриша (так звали босяка) читал со мной книги в сарае, вставлял свои замечания. Ему нравились сильные, волевые люди. Иногда я приносил ему что-нибудь поесть. Наша дружба оборвалась неожиданно. Он исчез. Как я узнал потом, его схватили во время облавы на Сухаревке».

Еще один тип. «Помню одного балагура, торговца игрушками, он продавал чертиков в пробирке и весело потешал публику прибаутками вроде такой: “Смеется и улыбается и в членской книжке не нуждается!” Тут имелась в виду профсоюзная книжка, без которой в то время нельзя было получить работу.

Я был глубоко потрясен, когда он тут же, после того, как толпа схлынула, оставшись один, разбил пробирку, бросив на мостовую, взялся за голову и негромко проговорил: “Когда же конец этим чертям и этой чертовой жизни?”»

В заключение Нюренберг пишет о том главном, что он вынес из своих сухаревских наблюдений. «В моей жизни Гриша сыграл значительную роль. Человек – тайна, вот что я тогда интуитивно стал чувствовать, а понял значительно позже, когда прочел Достоевского. Первый шаг к этому был сделан от Сухаревки и его обитателя – босяка Гриши.

Немало встречал я ярких описаний рынка и его обитателей. Все авторы и, в первую очередь, Гиляровский, стремились воссоздать колорит Сухаревки, описать, что-нибудь пикантное. Меня не это привлекало в Сухаревке уже с детства. Я проникся сочувствием к этим, казалось, отчаянно веселым, а на деле глубоко несчастным людям. Сухаревка дала мне много для понимания людей…»

В декабре 1920 года началось наступление Советской власти на Сухаревку, которая была объявлена «одним из главных очагов спекуляции». 10 декабря В.И. Ленин одобряет предложение председателя Московской потребительской коммуны, руководителя московской торговли А.Е. Бадаева ликвидировать Сухаревку, и 15 декабря постановлением Моссовета она была закрыта.

В одном из своих выступлений Ленин объяснил опасность Сухаревки для Советской власти и необходимость ее ликвидации. «”Сухаревка” закрыта, – сказал он, – но страшна не та “сухаревка”, которая закрыта. Закрыта бывшая “Сухаревка” на Сухаревской площади, ее закрыть не трудно. Страшна ”сухаревка”, которая живет в душе и действиях каждого мелкого хозяина. Эту “сухаревку” надо закрыть. Эта “сухаревка” есть основа капитализма. Пока она есть, капиталисты в России могут вернуться и могут стать более сильными, чем мы. Это надо ясно сознать».

Доводы Ленина против Сухаревки могли, конечно, убедить лишь кремлевских комиссаров, имевших пайки, пользовавшихся спецраспределителями, домами отдыха и санаториями. Иным было отношение народа. Эту бессмысленную акцию, осуществленную с помощью ЧК, и ее результат описывает в своем дневнике Н.П. Окунев: