Людмила Фойгт - Женщины Кузнецкстроя [Воспоминания. Документы. Фотографии]

Интересно, как выходила замуж. Я была тогда очень живая, неплохая сама по себе, энергичная в работе. Я была у этого комиссара в подчинении, как все политруки. Я была единственной женщиной-политруком. Он начал подстреливаться: все посматривает на меня и кое-какие послабления делает. Я чувствую, что тут дело неладно. Все случилось просто. Было у нас заседание. Это было поздно, а я жила в конце деревни. Он меня проводил. Дорогой рассказал, как он жил, а я рассказывала о себе. Пришли домой, я хотела зайти в калитку, а он мне:

— Анна, я хочу жениться на тебе.

— Как на мне? Это же неудобно. Я твоя подчиненная.

— Ну и что ж? Надоела красноармейская жизнь. Я один, ты мне очень нравишься, и я решил жениться.

— А что же будут в полку говорить?

— Завтра утром пойдем зарегистрируемся, чтобы все было как следует.

— Ладно.

ю

Попрощались, поцеловались, и пошла я спать. Он был очень интересный парень, рослый, красивый. Думала я, думала, решила: ну, и надо выйти замуж. Надоела вся эта работа. Может быть, дальше лучше будет, не буду бросать.

Нужно было двух свидетелей — с его и с моей стороны. У меня никого свидетелей нет. Я подговорила 2-х красноармейцев, которые сказали мне: «Пойдем, запишем, что ты девушка». Пошли мы в ЗАГС, записались. Я перешла к нему. Стала его женой, но продолжала работать. Между прочим, в работе это очень отражается, и отношения другие. Бывает, он говорит, а я думаю: «Пошел ты к черту!» Это правильно, что не разрешают, чтобы жена была в подчинении мужа. Был у нас такой случай. Надо было проработать какую-то гему. Он созвал политруков и говорит:

— Такую-то тему надо проработать.

Я ему говорю:

— Я в своей части проработала эту

тему.

— А я приказываю проработать!

Я говорю:

— Не буду! — одним словом, при всех в амбицию. Он говорит:

— Не будете? Пять суток ареста с исполнением обязанностей.

А у нас, если на губу посадят, то спать на губе, а днем надо нормально работать. Я думаю: «Вот гадюка! Разведусь. Не надо мне такого мужа.» Пришла домой — скандал учинила. А он: «Никаких разговоров. Вы обязаны.» Стал на самую официальную ноту. Ночевала я на губе, где были арестованные. Было страшно неприятно. Я с ним ругалась. Говорила, что я с ним жить не буду, а он ничего не отвечал. Я была зла, но понимала, что он прав, что будь я на его месте, я бы так же поступила. Я была просто зла. Никак не могла примириться с этим.

Потом мы стояли на польской границе. На Дальний Восток приехали мы в Читу в распоряжение пятой армии. Меня опять забрали в разведку. В это время начались переговоры на этом фронте, и нам не пришлось идти в бой. Когда мы приехали во Владивосток, то все японцы уже выехали. Владивосток был занят, фронты окончились, так что мне уж больше не пришлось идти в разведку.

Когда мы перешли на мирную жизнь во Владивостоке, я захотела уйти из армии. Мне не хотелось работать в армии. Это было в 21 году.

После ухода из армии меня назначили заведующей отделом работниц района. Я работала зав. отделом года два, потом — зав. губженотделом во Владивостоке, и я работала до 26 года. Приходилось много работать. До этого никакой партийной работы мне никогда не приходилось вести. Пришлось начинать с самого начала. Было тяжело. По женработе никаких событий не было. В 26 году я уехала оттуда по болезни в Новосибирск. Приехала в Новосибирск совершенно больная. Первое время ничего не делала, жила в Сосновке и через 3 месяца, когда совсем прекратились приступы, я пошла в окружком насчет работы. Все документы были со мной. Меня послали работать в вокзальный район, заведовать женотделом. Я немного поработала в этом районе. Я работала в Новосибирске 4 года. Мою работу (женработу) народ знал, и меня ценили. Я организовала специальный женский лагерь, который был первый в Союзе женский военный лагерь.

Когда я задалась целью организовать такие лагеря, как я это придумала? Мне очень хотелось военизировать женщин. Я не помню, какие политические события тогда были — кажется, события на Востоке. Я решила, что надо создать особый лагерь, где бы женщины военизировались и в то же время могли использовать свои знания в мирное время. У меня были организованы лагеря на 300 человек женщин в месяц. Мы их готовили с тем, чтобы они могли перейти в любое время на военную службу. Изучали трактора, потом были курсы разведчиц, курсы радисток, которых можно применить и сейчас в военное время. Трактористок мы передали колхозу, а радисток — на телеграф.

Когда я захотела эти курсы организовать, мне нужно было 10 тысяч. Денег мне никто не давал. Все говорили, что ничего не выйдет. Я разозлилась и сказала: «Не хотите — я буду сама делать!» Созвала всех хозяйственников, говорю: «Ты должен дать 500 рублей, и ты должен дать 500 рублей, и никаких разговоров!». Они меня боялись, потому что я никого не щадила, выступала на всех съездах. Приду, бывало, и скажу: «Давай деньги!» — и все. Ко мне народ хорошо относился. И так я набрала постепенно денег. Брала у торгующих организаций, потом в производственных цехах — где только могла. Одним словом, 10 тысяч я набрала как одну копейку.