Казимир Валишевский - Образование государства

Как и в Париже, в Москве бунтовщики не нападали еще на государя, но, двинувшись к дворцу Морозова, они его разграбили или, скорее, совсем разрушили. Бросаясь на драгоценные вещи, они их не брали себе, но ломали на куски, топтали ногами или бросали в окна с криками: «Вот наша кровь!» Когда, окончив эту первую процедуру, они принялись разрушать дом, Алексей велел объявить им, что здание принадлежит ему. Тогда они удалились, умертвив трех слуг всемогущего фаворита, скрывшегося в покоях своего зятя.

Менее удачливый Чистый не ускользнул от их возраставшего гнева. «Вот тебе за соль!» – кричали они, награждая его ударами, потом, бросив на кучу навоза, покончили с ним. Плещееву и Траханиотову удалось найти себе убежище, но опьяненная толпа, разграбив их жилища, явилась на следующий день перед царским дворцом, требуя выдачи как их, так и Морозова.

Бунт, видимо, разрастался, столица горела со всех четырех сторон, и эти пожары грозили ей полным уничтожением.

Оставшись без защиты, Алексей должен был войти в переговоры со своими взбунтовавшимися подданными. Он обещал сослать своего зятя, выдал толпе сначала Плещеева, тотчас же разорванного на куски, потом Траханиотова, которому отрубили голову. Наконец и сам царь стал просить со слезами пощады, обязуясь клятвою уничтожить монополии, улучшить финансовое управление и дать стране «справедливое правительство». Раздача денег и милостей стрельцам, как кажется, более существенно помогла восстановлению порядка, но эти бунты, переносясь в провинцию, поддерживали еще некоторое время тревожное настроение.

Положение второго представителя династии Романовых среди всех этих испытаний вызвало спор, который еще и теперь далеко не исчерпан. Платонов думал, что ему удалось разрешить его посредством документа, найденного в рукописях Санкт-Петербургской публичной библиотеки, но это лишь свидетельство современника, может быть, хорошо осведомленного о событии, но заметно причастного к делу бунтовщиков.

По этой версии, Алексей просил у «мира» помилования Морозова. Мир, или русская коммуна, имеющая очень смутные границы и очень изменчивый вид, довольно легко подвергается произвольным толкованиям относительно своих исторических функций. Но во всяком случае его очень трудно отождествить с толпою поджигателей и убийц. Молодой царь капитулировал перед бунтующей толпою и, конечно, сильно уронил этим свой авторитет, но все-таки спас самое существенное, хотя и ценою плачевных уступок. Это кажется вне сомнения. Что же касается деталей, то благодаря скудости и путаницы в источниках, даже самая дата событий еще не установлена, но наиболее вероятным началом мятежей является второе июня.

Следует также упомянуть объяснение Олеария, говорившего, что жители Московского государства, привыкшие к тирании, могут многое вытерпеть; но если насилие превосходит всякую меру, они возмущаются и делаются тогда страшными, пренебрегая всякою опасностью и становясь способными к самым гнусным насилиям и к самой ужасной жестокости.

Это замечание еще и теперь не потеряло своего значения.

Сосланный в монастырь Св. Кирилла, Морозов даже в этом отдаленном изгнании все еще некоторое время пользовался довольно значительным влиянием, но вскоре должен был отойти на задний план благодаря появлению на сцене другого фаворита, призванного сыграть в жизни Алексея и в истории его царствования гораздо более значительную роль. Начиная с 1646 года молодой царь подпал под влияние одного старого монаха, которому он в это время поручил митрополию в Новгороде. Наступил канун великой церковной реформы и великого религиозного кризиса семнадцатого столетия.

Родившись в «страшный 1605 год», видевший триумфальный въезд в Москву Лжедмитрия со своею польскою свитою, будущий патриарх происходил от бедных финских крестьян деревни Вельдеманово Нижне-Новгородской волости. В соседней деревушке, Григорове, вскоре родился и самый страшный противник, вставший позже на пути Никона: то был поп Аввакум, представляющий собой самую оригинальную и самую мощную фигуру этой эпохи.

При крещении Никон получил имя Никиты. Его отца звали Миною. У него рано оказалась мачеха, Ксения, кажется, самая злая из всех мачех. Одно время даже сама жизнь несчастного ребенка висела на волоске. Однако он научился, неизвестно каким образом, читать и писать, и это преимущество дало ему убежище в монастыре Св. Макария на Желтых Водах. Но когда ему минуло двадцать лет, его родители заставили его жениться и доставили ему приход, откуда быстро распространился слух о его знаниях и энергии, и он был переведен в Москву.